Да, это я. И размер мой. И органичное свойство отваживать живущего на дневной стороне Земли читателя тоже мое. Такой судьбе не рад будешь, если не представишь себя на длинной, залитой солнцем лыжне. И за спиной потрескивающий уют до 1917 года — до разрухи и тифа. А впереди, правда, далеко впереди, плавный, в три-четыре градуса, не больше, склон к поляне, без просветов поросшей ландышами.
И это уже сейчас, пока еще не улетели птицы, взбадривает и заставляет ритмично сокращаться сердце и, словно крыльями, махать легкими, облизывая лыжню водоотталкивающей жировой прослойкой.
Это, видимо, тоже я. Зимний. В пустынном поле. Где начало подмораживать, меня дожидаясь. Ну, здравствуй! Вот и я. Пришел. Здравствуй, изумленная природа. Все спрятавшая и схоронившая. И детям своим строго-настрого наказавшая — сидеть, не высовываться! Здравствуй, такого исчадия ты еще не видывала!
СИМБИОТИК
Памятуя о том, что свет от далеких звезд доходит к нам уже после их смерти, собирался воочию убедиться в существовании уссурийской тайги, где тигры, корень женьшень и симбиоз человека с природой, которая может запросто высосать яд из змеиного укуса, обсеять сжатую голову озимым волосом или еще что-нибудь, что в последнее время стало для него необходимо, как хлеб... как прорыв блокады.
Поэтому в данный момент смолил лыжи, подшивал свежей дратвой дедовы унты, доводил на оселке рыболовные крючки и еще много чего, что его соседям Вяликовым может присниться лишь в кошмарном сне про раскулачивание их коммунальной квартиры. Однако предполагавшийся симбиоз требовал не только физической, но и духовной работы. Поэтому не только перестал здороваться с Вяликовыми — где они, разэтакие, в тайге родимой сыщутся? — но и в ванне стал мыться, не запираясь.
А когда окончательно подготовился: на вокзал стал ходить, расписание изучать, к тарифам примеряться, так даже палец, на пилораме оставленный, как будто отрастать начал. То есть боль в нем какая-то беременная открылась, и ладонь стала сама собой по магнитным линиям земли располагаться. А ночью, когда спал с приоткрытым ртом, то оттуда вместо храпа выходил фосфоресцирующий свет. Правда, может, оттого, что чистить зубы перестал, но вполне вероятны и иные, метафизические, причины. Во всяком случае, с таким феноменом за пределами уссурийской тайги человечество еще не сталкивалось.
И вот счет уже пошел не на месяцы и дни, а на минуты, оставшиеся до отхода плацкартного вагона, где на верхней полке он приготовился к отбытию в симбиоз, намертво сцепив зубы, чтобы не вышибло стартовым рывком, свернувшись в позу эмбриона, упершись подбородком в грудь, а лбом в колени, вонзаясь ногтями в линии сердца, ума и жизни, рассасывая «барбариску» и беспрерывно сглатывая перепады высотного давления, обрастая колеблющимся маревом мгновенно высыхающего пота...
А потом действительно была уссурийская тайга. Были тигры, корень женьшень, величественные закаты, вспенивающиеся нерестящейся рыбой реки, мудрый язык зверей и искренность трав, животворящие дожди и Отец-Солнце, летние купания и лесной чай долгими зимними вечерами... Был симбиоз! Был, а иначе какой бы скотиной я был, если бы пожалел для этого исстрадавшегося и расконопаченного человека пяти строчек красивых слов.
ХОРОШИЕ ЛЮДИ
Создали общественную организацию по изучению генеалогических деревьев Белки и Стрелки — собак, которые на год раньше Гагарина слетали в космос и благополучно вернулись на землю. Подключили к исследованиям широкую сеть бесплатных общественников. Искали долго, не сумев найти общего языка с руководством космической отрасли. Но в конце концов историческая истина восторжествовала. От Белки: два кобеля и три суки. От Стрелки: шесть сук и четыре кобеля. Все упокоены на территории Москвы и Московской области. Внучатое поколение насчитывает 68 особей разного пола, из которых удалось отловить ровно половину: 12 кобелей и 22 суки. Устроили презентацию, передали в хорошие руки. На следующий день отнесли в «Вечернюю Москву» объявление о прекращении деятельности и самороспуске. В течение месяца исковых претензий никто не предъявил. Хорошие люди, до чего же хорошие! Жаль, что таких раз-два и обчелся!
ВЕТРЕНЫЙ ПЕЙЗАЖ С ВОДОЛАЗОМ
Ветер какой-то странный — волнами, словно у них там началась бескомпромиссная борьба добра и зла. То выворотит дуб с корнем, то опять на место поставит. Деревушку за рекой раз пятнадцать то раскатывало по бревнышку, то снова в окнах загорались разноцветные огоньки телевизоров. Все это, конечно, крайне интересно, однако совершенно непонятно — за кем будет последний ход?