Наконец я решился. Подобрал ноги, выбрал сугроб повыше и спрыгнул вниз. Вылез, отряхнулся и подошел к другому концу журавля. Но женщины там не было. Другой конец журавля торчал теперь высоко в небе, никого на нем не было; бадья, на которой я сидел, теперь стояла внизу, у колодца. Я был один. Среди холода и полного беззвучия.
Когда я подошел к месту пожара, там тоже никого уже не было. Ровный пепельный круг лежал посреди снега, только одна женщина еще не ушла. Она сидела, нагнувшись, брала золу и подносила к лицу. И что-то шептала над этой золой.
Я подошел поближе и услышал, что она плачет. Увидел, что это она — та женщина. Сидит и плачет. Целует золу и плачет...
АПЕЛЬСИН
Он увидел, как по снежной крыше соседнего дома пронесся оранжевый апельсин и упал, скатился в сугроб.
— Отойди от окна, — сказал Сулхан.
Он отошел.
— Нет там апельсина, — сказал Сулхан.
— Есть, — сказал он.
— Ну, хорошо, давай я встану, подойду к стулу, подниму эту шаль, и ты увидишь, что нет там апельсина...
— Есть, — сказал он и посмотрел в угол, туда, где стоял стул.
— Сядь, — сказал Сулхан, — сядь, я тебе все объясню...
Он уселся по другую сторону письменного стола, положил руки под свет от настольной лампы...
— Холодно, — проговорил Сулхан, — нет нигде апельсинов...
А он смотрел на руки: они лежат, большие, ничем не занятые.
Он представил, что они держат апельсин... Большой оранжевый апельсин, с твердой кожурой, тугой, если сжать, а если ногтем-ножом срезать, оттянуть кожицу-кожуру, то откроется сам апельсин, апельсиновые дольки, шестнадцать долек, и в каждой сок, чтобы не больше и не меньше, чем в другой, а чтобы сок не переливался из одной в другую — перегородки...
— Засни, — сказал Сулхан, — попробуй засни... А то давай лучше я подниму шаль, и ты увидишь, что нет там апельсина...
Вошла Маола. На ней была новая юбка. Она сделала три шага, взялась кончиками пальцев за края юбки и потянула в стороны — открылись складки, а в них — вышитые цветы.
Сулхан встал и вышел.
— Красивая юбка? — спросила она.
— Красивая юбка, — сказал он, — ты сама ее вышивала, да?
— Да, — сказала она, садясь рядом с ним, — я сама ее вышивала. Я сегодня мыла голову, понюхай, как пахнут... — И наклонила голову макушкой к нему.
Он молчал.
— О, — отодвинулась она, — ты опять про апельсины, да? Но нет, нет там апельсинов! Давай я подойду к стулу и подниму шаль, и ты увидишь, что нет там апельсина...
— Есть, — сказал он.
— Нет, — сказала она, — нет, нет, нет. Ведь это моя шаль, ведь я сама положила ее на стул, помнишь?
— Да, — сказал он, — да, но зачем ты сердишься? Зачем вы все на меня сердитесь?
— Ты забыл, забыл, забыл, — плакала-причитала она.
— Засни, — попросил он, — засни, а...
Через некоторое время он сам разделся, лег. Закрыл глаза. Та же тишина в огромном апельсиновом саду. И очень жарко. Он ходит меж деревьев, нагибается, прислушивается: не упал ли на землю хотя бы один апельсин?.. Иногда встает на колени, залезает головой под дерево, вдыхая запах всего того, что есть под ним... И все приглядывается, прислушивается: не упал ли на землю хотя бы один апельсин...
Пятки жжет — они на солнце, и тогда он вылезает, поднимается и идет дальше меж деревьев...
Раз ему послышался... или это только показалось?.. какой-то шорох, звук, какой-то шелест, будто что-то легко упало на землю, зашелестели листья... Будто большой оранжевый апельсин вдруг сорвался и скользнул по листьям на землю... И упал и лежит под деревом где-то рядом...
Большой апельсин, оранжевый, с твердой кожурой, тугой, если сжать, а если ногтем-ножом срезать, оттянуть кожицу-кожуру, откроется сам апельсин, апельсиновые дольки, шестнадцать долек, и в каждой сок, а чтобы сок не переливался из одной в другую — перегородки...
Утром проснулся — что такое? Какая легкая голова!..
Встал, сел — легкая!
Посмотрел в угол, туда, где стоял стул, — легкая!..
Подошел, поднял шаль — нет апельсина!.. «Эх, — закружился по комнате. — Нет там апельсина!»
Через двадцать минут, умывшись, одевшись и выпив чашку чая, он вышел из дома и сел в троллейбус.
На работу он не опоздал.
ИГРА В ПРЯТКИ В ОДНОКОМНАТНОЙ КВАРТИРЕ
Два мальчика, оставшись дома одни, стали играть в прятки. Если один из них маялся на кухне, то второй прятался в комнате, а если первый маялся в комнате, то второму приходилось прятаться на кухне.