Или можно по росту.
И досталось ему наследство. Тысяч пять.
Много вещей вдруг стало необходимо купить. А тысяч всего пять.
И он решил так:
Ухнутся они — их и не было.
И жить ему будет — так же.
Ведь никогда ему отложить не удавалось...
А если черный день?
А про черный день — и ничего нет.
Надо бы их сохранить, 5 тысяч.
Но как-то приятно в то же время, чтобы не только он чувствовал, что у него есть деньги.
Положил в сберкассу.
КАК ОНИ ТАМ ЛЕЖАТ?
Беспокоился.
Снял, переложил в другую.
КАК ОНИ ТАМ ЛЕЖАТ?
Взял половину. Переложил еще в другую кассу.
Вынимал, вкладывал.
Клал, забирал.
ПЕРЕКЛАДЫВАЛ.
В одну кассу — три, в другую — две, в третью... — и нечего.
Тогда:
Из первой — пятьсот. В третью — пятьсот...
А кассиры поглядывают.
Докладывают каждую субботу куда надо.
А соседи в квартире поглядывают.
Откладывается у них в голове.
И на кухне разговоры:
— Один человек нес мешок. На нем синие очки, несет его по улице. А пацаны пошутили — чирк! А оттуда — как посыплется! как посыплется...
— А то, еще у одного был чемодан с двойным дном...
с тройным!
с четверным!..
— А наш сосед ТОЖЕ странный человек...
А человечек беспокоился.
Еще раз переложил.
Тут-то и отделился от очереди один в плаще:
— ПРОЙДЕМТЕ.
А человечек то приоткроет сберкнижечку, то призакроет. То приоткроет.
Не понимает: куда пройдемте?
— Я давно слежу за вами и все знаю.
Жена пришла на свидание, говорит:
— Черный день пришел, надо бы...
— Э-э-э, не-е-ет... Какой это черный день! Разве это черный день? Это еще не черный день. Надо — про черный день...
Разобрались — выпустили человечка.
И еще случилось что-то...
— Вот, пришел черный день, — говорит жена.
— Нет, — говорит человечек, — это еще не черный...
И не было у них в жизни черных дней.
КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ
(старая история)
Ух! Ух! — Трясется лес.
Стонет земля под Кощеем.
Вот и хоромы.
Вот и дома.
Устал он, ух как устал. Не такое теперь время. А жена у него молодая, круглая.
И он говорит:
— А не пахнет ли тут человечьим духом?
Жена у него молодая, круглая...
Она и говорит:
— Полно тебе, нахватался в дороге. От самого и пахнет. А я тут, бедная, молодая-круглая...
— Ну, ну, — говорит Кощей. — Что ты говоришь... Какие ж теперь бабы? Одна ты у меня.
— То-то.
А сама ему на стол ставит. И первое ему, и второе, и третье.
Угодила всем. Обтаял Кощей. Разлегся.
— Иди ко мне, — говорит.
А жена ему гладит волосы, говорит:
— Уж так я тебя люблю, так холю...
Скажи, где твоя душа?
— В венике, — ухмыльнулся Кощей. А про себя подумал грустно: «Старая история...»
На следующий день ушел Кощей, жена веник и помыла, и посушила, бантиком повязала, маслицем смазала.
Явился:
— Что-то тут челове... — А жена надула губки, круглые, красные. А Кощей видит: в углу веник сияет. — Ну, ну, не буду, — говорит. — Зверь я, зверь... Истинно Кощей. Нехорошо я к тебе отношусь. К жене своей единственной. Соврал я тебе вчера. А ты — хорошая, доверчивая — сказок даже не читала. Разве ж может душа быть в венике? Сама рассуди... Соврал я тебе.
Жена совсем расстроилась с виду. Размяк Кощей:
— Скажу я тебе: там, на чердаке, в сундуке — шкатулочка, в ней заячий хвостик... В нем моя душа.
И вот на следующий день ушел Кощей, жена сундучок-то начистила, а из хвостика щепотку вырвала.
Приходит Кощей, шатается.
А жена молодая, круглая...
— Простудился я, что ли? Просквозило меня, продуло. Просек много — сквозняки. Сегодня уж точно человечиной пахнет. Ну, да ладно, сил моих нет.
Слег.
Жена хлопочет. И малина, и мед, и молоко. Выскочит, словно в погреб. А сама наверх. Щипнет — и обратно.
А Кощею все хуже.