Выбрать главу

ТРИУМФ ЯЙЦА

Что случилось с этим человеком? На нем лица нет. Лицо есть, но такое растерянное... Может, у него состояние?.. Когда все вокруг теряет радость и красоту? И все непонятно и бесцельно? Почему — для кого — зачем??? И вообще, есть ли хоть один предмет?

А может, у него в кармане было яйцо всмятку? И он о нем совершенно забыл? Забыл и жил так, будто у него нет в кармане яйца? И когда полез в карман за сигаретами или за мелочью, то почувствовал — все это?..

ПЯТЬ СОТЫХ

Проголосовало 99,95%, и я замечаю, что с детства, когда еще ничего не имел в виду, думаю об этих 0,05.

Я беру двести миллионов, делю на сто, умножаю на пять сотых — получаю

Кто они, эти сто тысяч?

Иван БУРКИН [12]

НОЧНАЯ ПЕСНЯ О НЬЮ-ЙОРКЕ

Создатель! Какие странные характеры

встречаются на Невском проспекте!

Гоголь
1

Я иду по Бродвею.

Рекламы — как грабли.

Рекламы — как весла.

Рекламы — как турбины.

Рекламы — как пропеллеры.

Рекламы сейчас поднимут Нью-Йорк за рога в воздух, и он полетит... Куда? К Богу или к Дьяволу? Нью-Йорку все равно. Он живет между Богом и Дьяволом, между вечером и утром. Нью-Йорк живет ночью. Днем он спешит, кружится, вертится, плачет... Рекламы — как змеи, как скорпионы, как ножницы...

Я иду по Бродвею. Я между вечером и утром. Я брат погибающей ночи.

2

Ночь боится Нью-Йорка. Боится потому, что ее встречают здесь вилами и топорами неоновых реклам. Боже, как издеваются над ночью рекламы и витрины! Особенно безжалостен к ней Бродвей. Он, как длинный дракон, извиваясь и виляя хвостом, топчет, колет и рубит ее тысячами зубастых огней.

Вот улица как ущелье. Над ней высоко-высоко голубая полоска неба течет как ручеек и пропадает где-то вдали. Кое-где берега ущелья сливаются с небом, и пешеход уже не знает, где он: на земле или где-то между небом и землей? Странная иллюзия. Заблудился взгляд или исковеркано пространство? Перспектива, летящая вверх, в туманную высоту, глазам уже не под силу.

Я иду по Бродвею.

Вот легко шагает, нет, почти летит влюбленная или случайно встретившаяся для любви парочка. У нее серьги как обручи, как кольца Сатурна, они свисают до плеч и создают впечатление, что голова особы на колесах. У него на шее золотая цепочка, а на голове — гребешок, похожий на топор, вонзившийся в черную непроходимую массу кудрей, как будто кто-то пытался разрубить ему голову.

Вот тоже почти порхает воздушная девушка в минимальной мини-юбке, в которой никаких округлостей не видно. Зато на голове не шляпа, а целый пионерский лагерь...

А вот высокий худой мужчина в длинном балахоне с крупным янтарным ожерельем на груди. Он почти похож на Христа: черные, падающие на плечи волосы обрамляют печальное лицо с почти закатившимися глазами.

А это кто? Наверное, бизнесмены. Один высокий, другой низкий. Высокий шагает крупно — что ни шаг, то метр. Ноги-то длинные-длинные, как у жирафа. Низкий шагает мелко, но думает, конечно, крупно. У него короткие ноги, но крупная и круглая, как глобус, голова, на верху которой разлилась, словно Атлантический океан, лысина. На висках Южная Америка и Африка. У высокого высокая голова и высокие мысли. На голове белые, похожие на вермишель волосы, а лицо — странно! — зачеркнуто знаком умножения. Оба в темных костюмах, с гвоздикой в петлицах.

Опять парочки, одиночки, худые, толстые, высокие... Идут в захлебнувшуюся неоном ночь.

3

Лапти улиц.

Гроздья фонарей.

Авоськи окон.

Туман статистики: сколько в Нью-Йорке ног, рук, глаз? Что они сейчас делают?

Рекламы — как крылья.

Рекламы — как когти.

Рекламы — как лягушки.

Я иду по Бродвею и слышу слова Гоголя из «Невского проспекта»: «Все обман, все мечта...» Неон тоже обман? Нео-обман? Нью-обман? Нео-Мечта, Нью-Мечта?

КАПРИЧЧО

Самое тело свое мы ощущаем как некое тесто из слов.

Мопассан

Вернитесь в май — где вы теперь, кто вас ласкает маслеными глазами, кто вас смазывает маслом речей (боюсь сказать: «словами обманными»), кто подливает в огонь вашего сердца длинное вино — в май вернитесь сбросить истрепавшуюся одежду обещаний, весной, в мае, вас встретит молодая молния и оживит вашу мысль, чтобы она стала тоже молнией, тоже блестела и сияла в голове и из головы, как нимб у святых...

вернуться

12

Иван Буркин (р. 1919, Пенза) в 1940 году окончил факультет языка и литературы педагогического института. В годы войны был на фронте, попал в плен, жил в Германии, бедствовал; в 1950 году переехал в США. Окончил аспирантуру в Колумбийском университете (Нью-Йорк), преподавал русский язык и литературу в американских университетах. Первые публикации — в 1938 году в Саранске (Мордовия). За границей печатался в журналах «Грани», «Мосты» (Германия), «Опыты» (США), «Современник» (Канада), в альманахах «Перекрестки» и «Встречи», в газетах «Новое русское слово» и «Русская жизнь» (США). После 1988 года публиковался и в России: в журналах «Новый мир», «Комментарии», «Многоточие», «Новый журнал», а также в «Литературной газете». Автор пяти изданных за рубежом книг стихов, а также трех, вышедших в Санкт-Петербурге: «Луна над Сан-Франциско» (1992), «Путешествие поэта на край абсолютного сна» (1995), «Возмутительные пейзажи, лабиринт и т.д.» (1996).