Факт появления на свет нездорового человека тешит надеждой, что вот теперь-то исчерпан, наконец, лимит чудовищной несправедливости по отношению к нему. Увы! Запасы этого у нас безграничны.
Занятия в бассейне не похожи на уроки плавания. Скорее, это возвращение к состоянию покоя у мамы в животике. Вода помогает забыть о силе притяжения земли, успокаивает движения, ослабляет боль. И, всего через пару недель, как подарок:
– Вы знаете, сын восемь лет спал у меня на животе, и вот, после бассейна, он стал засыпать сам, на кровати!
– А мы теперь понемногу сами ходим!
– У нас тоже…
Увы, были такие ребята, которых оказалось невозможно не то, что запустить в бассейн, но даже просто – вывезти из дому. Но такие принимали гостей, отвечали на телефонные звонки и рисовали. Написанное карандашом, зажатым в зубах или привязанным к руке… это не продолжение страданий, но воплощение радости, безмолвное красноречивое описание её.
…Газету отобрали. Исподтишка, одним днём. Внешне всё выглядело как повышение по службе. Прекратились занятия в бассейне, деткам стало хуже. Кто-то из взрослых читателей, перенесших блокаду Ленинграда, не смог пережить перемену облика газеты. Неискренность трудно скрыть. Внимание напоказ ухудшает самочувствие. К больному нельзя так: холодными с улицы руками, с ледяным сердцем.
Буквы, слова, фразы… Сколь не пиши о сострадании…
Через три года, по наитию или навету, решились, наконец, собрать читателей вместе. В новой редакции… Согласились не все.
Гости сидели, вжавшись в раковины своих колясочек, вымученно улыбались, и, чтобы не расплакаться, громко высмеивали недуги… "Помучили и бросили", – говорили они друг другу полушепотом по телефону на следующий день. Почему тихо? Да вроде бы и на автобусе покатали, и чаем напоили. Но им не нужно, чтобы было как у здоровых…Им нужно свое! Поговорить о том, как лучше отвлечься от боли, о книгах, о том, как выжить в перерыве между праздничными днями показной заботы.
…Остановка. Недлинный язык очереди степенно убирается в просторную пасть маршрутки. Высокий худой мужчина в черном драповом пальто достает из кармана горсть семечек и, понемногу высыпая их на землю, подманивает голубей. Всегда несытые птицы рады и подходят все ближе, к самым ногам. Те, кто посмелее, деликатно склёвывают подсолнухи с носка ботинка. Мужчина улыбается, но замечает вдруг, что у одного из голубей культя, скрученная в плотный комочек лапа. Делая резкий выпад, он втаптывает ногами в асфальт птицу. "Так тебе и надо" , – злорадно шипит он, соскребая о бордюр прилипшее к подошвам горячее тельце. Никто из стоящих рядом не спросил: "За что?!" Никто не вздрогнул, не вздохнул, не посмел возразить… Каждый боялся оказаться на месте этой несчастной и смотрел в другую сторону…
Что же там такого на этой пресловутой "другой" стороне?.. Там вдоволь недобрых мыслей и снов… Там нет ничего такого же хорошего и легкого, как ветреное прикосновение к вечно насупленным еловым веткам… как "Здравствуй!"– навстречу измученным глазам, по телефону или на белом листе…
Почти любой человека находится под обаянием заблуждения о том, что всем прочим ведомо то, что знакомо ему самому. Эпоха страны Советов уходит незаметно. Но каждому, рождённому под её сенью, памятно многое из того, о чём не узнаешь из статей и романов современников. Многое не просто отпечаталось в сознании людей, но подавило их настолько, насколько способна сделать это глыба льда, отколовшаяся от айсберга человеческого бытия. И все наши дела, до скончания века, мы станем совершать по мерке нашего советского времени. Как бы надолго оно не отказалось от нас, мы не в состоянии сделать того же. Мы – советский народ. Искусственно созданная общность настоящих людей.
Ванечка
Всё на свете вьётся верёвочкой до конечности, и исчезает бесследно, как камень в воде. Поморщится та немного, чихнёт пузырями воздуха, а камешек оставляет себе: пусть-ко полежит за пазухой, дождётся своего часа, рядом-то много, таких же. Всклубится изредка пылью ил от иного камня, да тут же неподалёку и укладывается.
Дно детства мягкое, светлое, песчаное. Вода искристая, прозрачная, искренняя. Время нет-нет, да уронит что на дно, прячет с глаз долой. Со стороны – тишь да гладь, а подойди, так уж не испить, не взойти, да и дна не видать.
Было это в… Неважно, когда, жаль, что всё описанное происходило на самом деле.
Пыльные городские автобусы, задорно гудя, вереницей подъезжали к кинотеатру пионерского лагеря, и высаживали своих весёлых пассажиров. Впереди – пара недель бессмысленной беготни под расслабленным приглядом воспитателей, редкие встречи с роднёй по выходным, и танцы в сумерках на площади перед столовой. Девочки по опытней умыкнули у мам из косметичек яркие новогодние тени, а прочим на радость – безразмерная палетка синей побелки на стенах корпуса.