― И вы всё-таки с ним расстаётесь? Отпускаете со стадом в Моравию?
― Потому и отпускаю, что хочу ему добра. Не нравится мне, что малый так увивается вокруг желтолицей девчонки из хортобадьской корчмы. Это добром не кончится. У девчонки уже давно есть возлюбленный: какой-то табунщик. Сейчас он служит в солдатах, но если придёт домой в отпуск, эти два дурня подерутся из-за неё, как два быка из-за коровы. Пусть уж Ферко уезжает подальше; там он быстро влюбится в какую-нибудь красотку Анчу и забудет свою Жёлтую Розу.
Тем временем ветеринар осмотрел весь отобранный скот и оформил паспорт на каждую корову. Затем подпасок вывел киноварью на боках у коров инициалы нового владельца (ведь пастухи все грамотны).
Послышался топот копыт. Пастух был уже близко. Утренний ветер освежил его хмельную голову, а быстрая езда прогнала сон. Невдалеке от загона он, совсем уже бодрый, спрыгнул с коня и повёл его под уздцы.
Выйдя ему навстречу, гуртовщик крикнул:
― Эй ты, непутёвый, наконец-то тебя чёрт принёс!
Пастух, не проронив ни слова, принялся рассёдлывать лошадь. От долгой скачки грудь её была покрыта пеной. Он стёр пену куском овчины, овчиной же протёр круп лошади и повесил ей на шею недоуздок.
― Где же ты пропадал, чёрт тебя побери?! Надо же умудриться приехать на час позже господ, которых ты сам должен был сюда привести! Бродяга!
Парень в ответ не проронил ни слова. Он возился с лошадью, вешал на крюк седло, сбрую.
Гуртовщик ещё больше разгорячился, лицо его побагровело:
― Ты будешь отвечать или нет? Может, тебе уши прочистить?
Тут уж парень поневоле заговорил:
― Вы же знаете, что я глух и нем, «как рыба».
― Чтоб тебя повесили в день твоего рождения! Не для того я это выдумал, чтобы ты потом шутил надо мной. Разве не видишь, что уж солнце взошло?
― А разве я виноват, что оно взошло?
Господа засмеялись. Гуртовщик ещё пуще обозлился:
― Слушай-ка, бездельник! Со мной шутки плохи. Вот возьмусь за тебя да так отколочу, что и своих не узнаешь.
― А я что, зевать буду?
― Будешь зевать, разбойник! ― Гуртовщик не выдержал и засмеялся. ― Попробуйте-ка поговорить с ним по-немецки, кто сумеет!
Конюший не прочь был попробовать.
― Эх, и хороший же ты наездник! ― обратился он к Ферко. ― Удивляюсь, почему тебя не взяли в гусары. Верно, ты чем-нибудь болен, раз тебя забраковали?
В ответ пастух скорчил гримасу. Деревенские парни не любят нескромных вопросов.
― А потому не взяли, что у меня… в носу две дырки.
― Вот и толкуй с ним! ― проворчал гуртовщик. ― Отправляйся, разбойник, к водопою! Не туда! Я что сказал? Разве не знаешь своих обязанностей? Или ещё хмель из головы не выскочил? Не видишь, что коровы уже в загоне? Быка-то надо привести или нет?
И правда, не всякий может вывести быка из стада, тут нужен храбрый человек. Ферко Лаца ― мастер этого дела. Словно ручного барана, лаской и добрым словом он ловко вывел из середины стада отобранного быка, принадлежавшего почтенному Шайгато, и подвёл его к господам. Это был великолепный бык, с огромной головой, с развесистыми рогами и большими глазами, обрамлёнными чёрными кругами. Он подставил пастуху свой курчавый лоб, чтобы тот почесал его, и шершавым, словно тёрка, языком лизнул парню ладонь.
― Он всего лишь третьего выпаса, ― заметил гуртовщик. (Пастухи по «выпасам» судят о возрасте скотины.)
Художник и на сей раз не пожелал упустить случай сделать набросок с быка и пастуха.
― Стой так, положи руку на рога, ― командовал он.
Но пастух не привык позировать. Это странное занятие оскорбляло его достоинство.
Нетерпеливых натурщиков опытный художник всегда старается развлечь шутливой беседой. Тем временем господа пошли осматривать стадо.
― Скажи-ка, дружище, правду говорят, что пастухи могут надуть покупателя при продаже скота?
― Конечно, правду. Вот и сейчас старший гуртовщик успел провести господ. Он сказал, что этот бык третьего выпаса, а вы посмотрите, господин художник, у него уже нет ни одного верхнего клыка.
В подтверждение своих слов он открыл быку рот. Художник тут же бросил рисовать. Любовь к правде сильнее даже страсти к искусству.
Сказав, что рисунок уже готов, он закрыл альбом и пошёл отыскивать своего спутника, который вместе с другими господами осматривал в загоне отобранных коров. Найдя конюшего, он сообщил ему о словах пастуха.
Конюший ужаснулся и немедля стал заглядывать в рот стоявшим поблизости коровам.