Обидевшись, девушка пошла к дому, вызывающе и кокетливо покачивая бёдрами. Золотые серёжки позвякивали у неё в ушах. Волосы у неё опять были не подобраны, не сколоты гребнем, а заплетены в две длинные косы, завязанные лентами. «Раз ты так, то и я так», ― должна была говорить её походка.
Табунщик пил один, не спеша. Клари, проходя через веранду, напевала: «Знал бы ты, что знаю я, кого верно так люблю. Ты тогда бы так же плакал, как и я…» Вдруг песня оборвалась: девушка скрылась в доме, громко захлопнув за собой дверь. Когда она снова вышла, на столе перед табунщиком стояли уже три пустые бутылки с отбитыми горлышками. Она взяла их и вместе с осколками стекла положила в передник. После трёх бутылок пива и у парня изменилось настроение. Он вдруг обнял девушку за талию, когда Клари стала подметать возле стола.
Девушка даже не рассердилась.
― Можно с тобой говорить по-дружески? ― спросила она.
― Всегда можно было, можно и теперь. Что же ты хотела сказать?
― А ты спроси что-нибудь.
― Почему у тебя заплаканы глаза?
― Потому, что я очень счастлива. Ко мне сватается жених.
― Кто такой?
― Старый вервельдский корчмарь. Вдовец. У него денег куры не клюют.
― И ты пойдёшь за него?
― Как же мне не пойти, раз берут. А ну, пусти!
― У тебя что ни слово, то ложь.
И он выпустил её из объятий.
― Будешь ещё пить?
― А почему же не пить?
― Смотри, чтобы тебя не разморило после пива.
― Это мне как раз и надо, чтобы охладить свой пыл. А тому, другому, дай вина покрепче, пусть он разогреется, чтобы нам быть друг другу под стать.
Тому, другому, девушка, вероятно, не сказала, что здесь находится Шандор Дечи. Табунщик решил сам дать знать о себе. Он запел насмешливую песенку, которой обычно дразнят пастухов. У Шандора был красивый, сильный голос, вся Хортобадь знала его.
Он придумал хорошо! Ещё не кончилась песня, а из корчмы, точно на зов, уже вышел его милость пастух. Он нёс в одной руке бутылку с красным вином, на горлышке которой был надет стакан, а в другой ― дубинку. Бутылку он поставил на конце стола, напротив табунщика, а дубинку положил рядом с его дубинкой и потом уже сел за стол против Шандора. Они не подали друг другу руки, а только молча кивнули головами, остальное, мол, ясно без слов.
― Ты что, приятель, уже вернулся из поездки? ― спросил табунщик.
― Опять уеду, если захочу.
― В Моравию уедешь?
― Если не раздумаю, то уеду.
Они выпили.
Немного погодя табунщик снова спросил:
― Ты что же, на сей раз не один поедешь?
― А с кем же мне ехать?
― Я тебя научу: возьми свою родную мать.
― Да она на всю Моравию не променяет место торговки в Дебрецене.
Они выпили ещё раз.
― Так ты, значит, уже распрощался с матерью?
― Да.
― И полностью рассчитался со старшим?
― Рассчитался.
― Ты больше никому не должен?
― Странные ты вещи спрашиваешь! Я не должен даже самому попу. А впрочем, что тебе за дело?
Табунщик покачал головой и отбил горлышко ещё у одной бутылки. Он собрался налить и пастуху, но тот закрыл стакан рукой.
― Что, не хочешь отведать моего пива?
― Я помню правило: «После пива вино ― всегда, после вина пиво ― никогда».
Табунщик сам выпил всю бутылку до дна и вдруг начал философствовать. Это часто случается с человеком после пива.
― Видишь ли, дружок, ничего нет на свете отвратительнее лжи. Я только раз в жизни солгал, да и то не для собственного спасения. Это и сейчас лежит камнем на моей совести. Чабанам ещё простительно врать, но парню, разъезжающему на коне, ― ни-ни! У чабана даже предки, и те лгали. Их праотец Иаков провёл тестя со своим пёстрыми барашками, соврал ему. Он же ослепил своего родного отца рукавицей Исава: ему он тоже врал. Поэтому не удивительно, что все его потомки, пасущие овец, лгут. Ложь под стать чабану, но не пастуху.
Пастух захохотал во всё горло:
― Эх, приятель! Хороший бы вышел из тебя проповедник! Ты проповедуешь не хуже, чем легат из Балмазуйвароша на троицын день.
― Гм, дружок! Для тебя не велика беда, если б из меня вышел хороший проповедник; хуже то, что я мог бы быть и хорошим следователем. Ты говоришь, что никому на свете не должен ни ломаного гроша?
― Никому на свете.
― Правда?
― Правда.
― А это что такое? Ну-ка, глянь, узнаёшь эту бумажку?