– Выходи, философ, – сказала Надя. – Я с рюкзаком тебя не обойду.
Мы шумно проследовали по коридору к нашей двери. Я открыл дверь, впуская всех в блок, и стал возиться со вторым замком, который всегда немного заклинивал.
– А давай я дверь вышибу, – сказал Паша. – Я давно мечтаю об этом.
– Она стеклянная наполовину, – ответил я. – Весь в порезах будешь. Лучше дома у себя вышиби.
Замок открылся, мы ввалились в комнатушку.
– Ой, какой у вас бардак, – сказала Надя, стаскивая с плеч рюкзак.
– Убраться хочешь? – спросил Паша.
– Да нет, конечно, – ответила Надя. – Что я буду в ваш монастырь со своим уставом соваться?
– У них ещё какая-то болезненная тяга к коллекционированию пустых упаковочек, – сказал Жора. – В шкафу тарелочки пенопластовые, коробочки всякие. Здесь – вон – бутылочки. А в холодильнике баночки из-под китайских сосисок.
– Банки не пустые, – ответил Паша, прямо в плаще садясь на диван. – В них бульон. На банках написано «Не выливайте бульон, его можно использовать для приготовления пищи».
– Ты его будешь использовать? – усомнился Жора.
– Нет, конечно, – ответил Паша. – Там же плесень уже выросла.
– Может, начнём уже? – я снял куртку, повесил в шкаф, сел на свой диван рядом с Пашей.
Надя подошла к стене.
– А это кто рисует?
– А ты как думаешь? – спросил Паша.
– Вовка? – Надя покосилась на нас, убеждаясь, что угадала правильно. – Классная у тебя фантазия. Техника, может, и не очень, но композиция и особенно идеи… Вот эта вообще супер. Что написано, не пойму.
– Икра, сестра Икара, – сказал я. – Где Гагарин?
На картине была изображена девушка с крыльями, сбросившая некую оболочку и взмывающая вверх.
Жора и Надя разместились на стульях.
– Что за Гагарин? – спросила Надя.
Я нашарил в ящике стола штопор с двумя рычагами и винтом.
– Вот, – сказал я. – Видишь, если вот так взять и подёргать, он руками машет? В космос летит, говорит «Поехали».
– И правда, поехали уже, – сказал Жора. – Надо бы закусочку порезать.
Он начал, не вставая со стула, доставать из пакета продукты.
– А я думаю, не поэтому он Гагарин, – задумчиво сказал Паша. – Когда Гагарин «поехали» кричал, он одной рукой махал, кажется. Я думаю, он потому Гагарин, что у него руки железные. Как у памятника, который на Ленинском стоит.
Пробка, вынимаемая мной из горлышка вместе с железным хвостом Гагарина, издала громкий чпок.
– Неисповедимы пути фольклора, – сказала Надя. – Наливай.
– Э… – сказал Жора. – А стаканчики-то не купили.
– Да кружки же есть, – сказал я, вставая и подходя к шкафу. За шторкой обнаружились одна, две, три… Как раз четыре кружки. – Надя, выбирай. Из какой будешь пить?
– Я бы хотела из чистой какой-нибудь, – выбрала Надя.
Я оглядел разнокалиберные кружки, одну из них понюхал.
– Пожалуй, я все помою, – сказал я и, сопровождаемый фарфоровым звяканьем, пошёл в ванную.
Отскабливая чайный налёт и подозрительные зелёные разводы, я попытался вспомнить, откуда у нас взялись четыре разные кружки. Одну, с красным цветком, я привёз из дома, но её среди найденных не было, поскольку я её разбил. Ага, вот эту, большую белую, с двумя японками в красном и голубом кимоно, я купил взамен утраченной на развале у метро. Паша почему-то называл её «кружкой с лесбиянками». Другая, самая замызганная, с отколотым кусочком на краю и полустёртым изображением старинной машинки, принадлежала Паше. Ещё имелись маленькая, похоже, детская, с корабликом под парусом, и большая, с толстыми стенками, чёрная, без рисунка. Откуда взялись эти две, трудно было сказать.
Вернувшись в комнату, я застал начатый разговор.
– Нет, ну, можно же к каждому слову приделывать электронный маячок, – говорил Паша. Он сразу же заграбастал свою кружку и поставил перед собой, обхватив длинными костлявыми пальцами. – И, если слово начинает распространяться, это сразу будет видно. Смотришь на монитор – и видишь красную кляксу на полстраны. И понимаешь, что слово, скажем, «говно», используется повсеместно.
– А как ты маячок к слову приделаешь? – спросила Надя. Она осмотрела принесённые мной кружки и показала на чёрную. – Эту можно взять?
– Конечно, – я пожал плечами.
– Да много же способов, – объяснял Паша. – Можно, скажем, принудить всех, кто использует слово, сообщать об этом в КГБ. Или просто приказать в конце слова каждый раз маячок добавлять. Если слово пришло из Тверской области, добавлять «тве», например. А если из-за границы, то «заг». Скажем, «говнотве» или «говнозаг».
– Ага, – сказал я. – Но говно, по-моему, останется говном, как его ни называй. Вы о чём вообще?