Воспаленной краснотой цифр мерцали электронные часы над входом в банк – 5:05. Сделать деньги, начав день так поздно, можно только при какой-то невероятной удаче и только – в «Кеннеди».
3
Очередь кэбов у «Хилтона» ползла безостановочно: начался предвечерний час «пик». Впереди меня чекеров что-то не видно. Эх, если бы сейчас потребовался швейцару большой кэб… Не прошло и минуты, как раздался свисток, и я услышал:
– Чекер!
Вильнул, выезжая из очереди и – к подъезду! Гора чемоданов ждала меня. Втроем: швейцар, рассыльный и я начали погрузку. Чемоданы были большущие, но с них свисали бирки «AL ITALIA», и это придавало сил…[45]
Только три места принял багажник. Только четыре приняло заднее сиденье. Мы уже загрузили весь чекер под самый потолок, но еще оставались какие-то коробки, сумки… Наконец управились.
– Gracio! – прощебетала сухонькая, пожилая егоза в белых чулочках, усаживаясь рядом со мной между своими картонками.
Прислуга в «Хилтоне» вышколенная, но даже у этих дрессированных лакеев вытянулись физиономии. Заплати моя пассажирка по пятерке швейцару и рассыльному за такую погрузку – это было бы не слишком много. Но одному из них досталась лишь кривая улыбочка, а другому – нежное «Gracio»… «Ну и стерва!» – успел подумать я и услышал:
– Отель «Американа»!
Честное слово, если бы она пошутила так, я сказал бы ей, что это ничуть не остроумно. Но она не шутила. Ей нужно было перевезти вещи в соседнюю гостиницу. Ни служащие «Хилтона», ни служащие «Американы» перевозить на тележках багаж постояльцев из отеля в отель не обязаны и меньше чем за двадцать долларов не подрядились бы. Чтобы сэкономить, разумница-синьора наняла мой кэб на расстояние в один квартал…
Когда мы остановились у небоскреба «Американа», счетчик показывал 0.85. Я принялся вытаскивать из салона чемоданы, а дюжий швейцар, охая, крякая, доставлял их по одному к ступеням подъезда.
Белые чулочки обежали вокруг чекера, синьора проверила, не забыто ли что на переднем сиденье, в салоне, в багажнике и, как ни в чем ни бывало, обратилась ко мне:
– Quanta?
– Cinque, – показал я растопыренную пятерню.
И тут синьора стала визжать. Мгновенно сорвалась в крик:
– Швейцар!
Но швейцар стоял рядом, обескураженный и безучастный, он ведь тоже рассчитывал получить пятерочку… На худенькой шейке набрякла лиловая жила:
– Полиция!
Отчаявшись, что никто-никто не придет к ней на помощь, беззащитная женщина опустила руки и горько заплакала. Вокруг столпились люди. С трудом расталкивая их, ко мне протиснулся черный кэбби с рваным шрамом во всю щеку:
– Он хороший парень, я знаю его, – взволнованно заговорил кэбби, обращаясь к публике и обнимая меня за плечи. – Пойдем отсюда, пойдем…
Я видел этого таксиста впервые; к горлу подступил комок. Что, кроме новых неприятностей, сулила мне еще одна встреча с полицией; вторая на дню?.. Мы ушли, провожаемые возмущенным гулом толпы:
– До чего эти подонки обнаглели, сладу с ними нет!
– А полиции никогда нет, когда нужно!
Синьора в белых чулочках победила вымогателя-таксиста: она не уплатила мне даже выбитые на счетчике восемьдесят пять центов!
4
На том и кончились в тот день мои аэропорты, а денег было совсем мало, и нельзя было позвонить жене. Я ехал навстречу спускавшимся на город сумеркам – в совсем другой Нью-Йорк, звавший меня огнями вечерних улиц.
Въезжал я, однако, в этот фартовый для таксиста город озлобленным, угрюмым. «У-у, паразиты! – бубнил я себе под нос. – Повестками в уголовный суд разбрасываетесь! Багаж на мне из „Хилтона“ в „Американу“ возите! Я тоже теперь буду так. Я вам еще покажу…»
Но ничего конкретнее – кому именно и как отомстить – придумать было невозможно… Единственное, что приходило на ум и что я решил бесповоротно – ни в коем случае не отдавать «им» мешок с деньгами, который когда-то нагадала мне цыганка… Набитый пачками ассигнаций мешок виделся мне все явственней, и поглощенный вполне дегенеративной этой мечтой, я не обращал внимания на садившихся в кэб и выходивших из него пассажиров, автоматически выхватывал из обращенных ко мне слов адрес, крутил баранку и бросал чаевые в лежавшую рядом, на сиденье, таксистскую «кассу» – коробку из-под сигар – монетки и даже долларовые бумажки, от которых мои клиенты отказывались все чаще и чаще. «Спасибо!» – звякали квотеры; «Большое спасибо!» – шуршали бумажки. Меня захватывал и растворял в себе этот новый, другой НьюЙорк…
Не красотой своей, не мерцанием разноцветных огней поглощает вечерний город таксиста. По двенадцати мостам и четырем туннелям остров Манхеттен покидали сотни тысяч машин, освобождая от заторов узкие улицы, раскрывая для меня широченные авеню, на которых теперь мой счетчик тикал куда резвее, чем днем… Все меньше автомобилей оставалось в городе, и все больше становилось в нем людей, которым требовалось такси. Да и клиенты в мой кэб садились сейчас иные.
Утренняя поездка на такси для любого пассажира – это начало дневных расходов. Ему еще предстоит платить и платить: за газету, за сигареты, за кофе, за ланч; а после работы надо заскочить в магазин, в аптеку. Да и за что, собственно, клиенту благодарить меня, когда я тащу его, еще полусонного, в водоворот дня?
Совсем иное отношение к таксисту у пассажира вечернего. Я везу его прочь от дел, треволнений – к домашнему очагу, и мелочь, которую он оставляет мне – последний сегодня расход! И весело звякают монетки в коробке из-под сигар.
– Такси! Такси! – звали меня все новые и новые доллары; деньги текли…
У залитого светом подъезда трое джентльменов во фраках усаживают в мой кэб надменную, в норковой накидке старуху.
– Меня все так любят, – пожаловалась она, едва мы остались вдвоем.
– По-моему, это совсем неплохо, – отозвался я, уже подобревший, оттаявший…
– Меня приглашают на такие приемы! – сокрушалась старуха. – Обо мне заботятся такие люди…
Кэб наполнился запахом виски.
– Пить в вашем возрасте, бабушка, надо поменьше, – ворчу я, а она безутешно рыдает:
– И никто, никто не знает, кто я на самом деле…
У светофора я оглянулся:
– А кто же вы?
Старуха опустила унизанные кольцами руки, которые закрывали ее лицо, и жутким свистящим шепотом выдохнула:
– Я – шпионка!
Ни единой секунды не сомневался я, что она говорит правду.
– На кого же вы работаете?
– «На кого, на кого?» – передразнила меня старуха. – На правительство! На кого же еще…
Ох, Америка! Здесь сторожевые овчарки виляют хвостами, когда их гладят прохожие; здесь осведомители, пропустив рюмочку, откровенничают с таксистами… Отправить бы тебя, бабка, на годик в Москву для повышения квалификации…
– Пошел! Скорее!
Оборачиваюсь, но вместо лица вижу – зад…
– Скорей! Ради Бога! – умоляют меня обтянутые джинсами ягодицы.
Взгромоздившись коленями на сиденье, пассажир буквально втиснулся в заднее стекло, всматриваясь: нет ли за ним погони?
Нажимаю на газ, сворачиваю в какую-то улицу.
– Уфф! – слышится вздох облегчения.
– Куда же вам все-таки нужно?
Тычет деньги в стекло перегородки. Когда я успел ее захлопнуть?
– Открой, пожалуйста…
Денег – два доллара:
– Это все, что у меня есть!
Несколько минут назад на платформе сабвея к женщине пристал хулиган. Мой пассажир вступился. Хулиган оставил женщину в покое, но сел в один вагон с заступником. На ближайшей остановке парень вышел из метро – тот идет следом; хорошо, что подвернулось мое такси…
Впрочем, обмозговывать приключение этого парня, уже покинувшего кэб, мне сейчас недосуг: чекер пересекает широкую площадь Шератон, но красные буквы на приборной панели подсказывают водителю: последний пассажир не захлопнул как следует дверцу.