– Ты русская, – сказал моей жене судья Ванг, – а потому не старайся быть американкой в большей степени, чем женщины, которые в этой стране родились… Почаще готовь русские блюда, старайся соблюдать русские обычаи и праздники, покупай для сына русские пластинки и русские книги – американскими он обзаведется сам…
Я слушал слова судьи Ванга, обращенные к моей жене, и думал о том, что смысл их относится и ко мне… Разве я не старался быть американцем в большей степени, чем любой из моих американских начальников на радиостанции? И разве в конечном итоге я не добился того, что моя работа на «Радио Свобода», о которой я когда-то мечтал, – стала моим позором?..
Пять прожитых в Америке лет, пусть немногое, но все-таки кое-что изменили в моем образе мышления, и теперь я смутно догадывался, что, претендуя на некую миссию: ГОВОРИТЬ СОВЕТСКИМ ЛЮДЯМ ПРАВДУ! – сам-то я оставался, пожалуй, «советским человеком», только – навыворот, с обратным знаком…
Каждый прожитый в Америке день делал меня чуть-чуть более похожим на людей, окружавших меня, и я постепенно начинал сознавать, что говорить правду советским людям нужно было и там; а теперь, в Нью-Йорке, жить духовной жизнью России, которую я по собственному желанию покинул, – это поза; и не надо пытаться подчинить (или посвятить) свою жизнь какой-то единственной, пусть и достойной цели (даже КРАСНОЙ ЛАМПОЧКЕ, к которой я когда-то так рвался), а надо – просто жить…
Я уже побывал по меньшей мере у десятка таксистских брокеров и на площади Колумба, и на Десятой авеню, и уже сторговал у Джерри старенький кэб и восстановил былое знакомство с Джозефом-Иоськой, но решил все же не подписывать контракт на аренду медальона, пока не наведаюсь еще раз – в рыбный магазин…
Звенели на тарелках весов смерзшиеся серые комья; черный продавец-подросток вдохновенно обвешивал, обсчитывал и развлекал толпу.
Заметив меня среди покупателей, Миша не выразил особой радости.
– Ты очень долго думал, – сказал Миша через прилавок. На место, которое некогда предлагалось мне, был взят другой человек…
Но ведь я пришел к Мише вовсе не за тем, чтобы получить работу в его лавке. Я хотел предложить богатому рыбнику – бизнес! Мы с ним на пару купим корпорацию: два такси – одно для него, а второе для меня. На своем кэбе я буду работать сам, а Мишин сдадим в аренду. Я буду следить за этой, второй машиной, как за своей, буду нанимать шоферов. Через пять лет банковские займы будут погашены, и Миша, не ударив палец о палец, утроит вложенный капитал: станет владельцем полностью выплаченного медальона… Чем плохой бизнес?
– А кто говорит, что плохой?! – откликнулся Миша и поинтересовался, сколько денег нужно вложить, чтобы купить два медальона…
– Тридцать шесть тысяч, – назвал я самую низкую цифру брокера из Южного Бронкса.
– Гит! – кивнул Миша и поинтересовался еще одной подробностью: какую часть этих денег должен дать он и какую даю я…
К неприятному этому вопросу я был, разумеется, вполне готов. Моя доля вложений составит ровно пятьдесят процентов, но – в виде восемнадцати чеков по тысяче долларов каждый, которые Миша будет ежемесячно депонировать на свой счет… Ничего больше добавить я не мог; черед говорить был Мишин, и он сказал:
– Если я даю деньги, а ты – чеки без покрытия, то, Володя, это – не называется бизнесом…
Я молчал; глупо было ожидать иного ответа – от лавочника.
– Будет лучше, по-моему, купить вместо двух такси одно, – уже откровенно куражился надо мной торгаш: – Как ты считаешь?
– Тебе виднее, – сказал я, – Покупай одно…
– Володя, ты не хочешь понять, о чем я с тобой говорю, – не унимался Миша. – Меня лично такси не интересует. Как ты смотришь на то, чтобы мы купили один медальон – для тебя?..
Только теперь я смекнул, куда он гнет:
– Какие же ты возьмешь с меня проценты?
Самодовольное лицо помрачнело:
– А зачем мне твои проценты?..
– Какая же тебе выгода одалживать мне деньги?
– Выгода? – обиделся этот торгаш. – Очень большая! Если мне хорошо, так я хочу, чтоб и тебе было хорошо – вот моя выгода…
Чего угодно я ожидал – и грубого отказа, и ростовщической ловушки, и только не оставил за лавочником права на поступок, которого мне самому покамест не довелось совершить… И потому, скомкав слова благодарности, которых Миша действительно ждал от меня, я стал распространяться о гарантиях-о заверенном у нотариуса по всем правилам долговом обязательстве, в котором черным по белому…
– Володя, если ты захочешь украсть мои деньги, – перебил меня Миша, – эта бумажка мне не поможет…
И хотя не сразу, не назавтра, и не через неделю, а месяца через три, когда медальон подскочил в цене тысяч на шесть, когда условия банковского займа стали жестче, я получил от Миши восемнадцать пачек по тысяче долларов в каждой, и с этого момента моя жизнь опять (в который уж раз!) – началась заново…
В Южном Бронксе, в конторе Майкла Росса я встретился с моим будущим партнером Стивом, таксистом, который десять лет оттрубил за баранкой гаражного кэба, собирая восемнадцать тысяч на первый взнос, – и мы поставили свои залихватские подписи под бумагами, которые свидетельствовали, что отныне медальон 4G36 принадлежит Стиву, a 4G37 – мне.
Инспектор Комиссии такси и лимузинов навесил драгоценные эти бляхи на капоты двух новеньких чекеров, и мы со Стивом двинули в город через мост Квинсборо, за которым нас поджидала бездомная душевнобольная «регулировщица»…
Дувший с Ист-ривер ветер облепил ее фигуру тоненьким платьицем с оборванным вкось подолом; ветер растрепал тяжелый сноп ее длинных, цвета спелой пшеницы волос, а она, то и дело прикладываясь белозубым ртом к горлышку бутылки в бумажном пакетике, гнала наши чекеры в Манхеттен! в Манхеттен! – и захлебывалась от веселого вина, от собственного хохота и ветра; и, проезжая мимо нее, я был счастлив ничуть не меньше, чем она!..
Меня ждали мои – еще не наезженные – двести пятьдесят тысяч миль; но, чтобы рассказать о них: о дороге, которая вела, вела и в конце концов привела меня на станцию, с которой отправился мой поезд в будущее, мне придется, передохнув малость после первой части «Желтых королей» (это книга «Водители», которую вы прочитали и которая стоила мне шести лет мучительного труда за письменным столом), – взяться за вторую часть – «Хозяева»…
И сколько бы сил у меня ни отняли эти, не существующие покамест страницы, я обязательно их напишу, уж хотя бы потому, что никак не могу забыть ни старого парализованного кэбби из отеля «Апартаменты принца», ни того, как пришлось моей жене и мне, спасая жизнь сына, сперва просить защиты у бруклинской полиции и у судьи, а потом бежать из «рая бедняков» – из нашего комфортабельного и дешевого дома, принадлежащего городу. Во что бы то ни стало обязан я написать и особую главу – о гангстерах одного из самых жестоких кланов нью-йоркской мафии – Комиссии по такси и лимузинам, которые воспрянули духом при новом «крестном отце», надели черные рубашки, в пять-шесть раз расширили бизнес и уже не только грабят таксистов, но и бьют (чего прежде все-таки не бывало), и порой – до смерти… Не могу я, конечно, забыть ни того, как встретил в каменной пустыне Нью-Йорка своего спасителя – таксистского бухгалтера мистера Гопника, ни того, как однажды нашел-таки в своем чекере мешок с деньгами – точь-вточь, как мне предсказала цыганка в мой первый таксистский день…
Как-то не по себе становится мне при мысли, что, если я поленюсь, махну рукой и заброшу свою писанину, то ведь больше никто на земле обо всем об этом не вспомнит!..