- А зачем наши пошли так далеко?
- Так он не из тутошних. Он сватался к ней из соседнего села, родители были против. Уж не знаю, то ли они сбежать решили, то ли ещё что. А может и личные разборки. Его или её родичи.
- А ежели личные, то зачем им мы? - спросила я.
- А вы свидетели... У тебя, Василиса, внешность приметная. Длинные красивые тёмно-русые волосы, синие глаза, губки алые, щёчки румяные - первая красотка на деревне. И ты, Бер, тоже выделяешься.
- Есть ещё одна вещь. Голуба и дети. Дашь им воина, схожего на меня, а на него напасть могут, приняв за меня, - возразил Бер.
- Ну, нападут так нападут. Се наша обязанность рисковать жизнями ради народа. Ни одно оружие не бьёт на такое расстояние, а ваш надел очень далеко от леса или деревьев, откуда можно прицелиться. Только ежели в рукопашную пойдёт, но се вряд ли. А мои люди прикроют.
На том и порешили. Беру запретили выходить из дому, не ходить никуда, потому что светить охраной не хотелось. Забот разве мало? И дома хватает. А дну избу сторожить проще и незаметнее.
А стрелу нам показали. Оказалось, что такими стрелами пользуются охотники. Вот только наконечник заставлял задуматься. Тот, кто стрелял, был явно не из местных. Ведь на рисунках был незнакомец, и, судя по всему, не из близлежащих трёх деревень, за которыми следил воевода - друг Бера. Ага, как оказалось, они вместе в кулачных боях участвовали, потом тот в орду ушёл, а у Бера семья второго сына в армию служить отправила. Первенцев не отдавали на воинскую службу, ведь в нём сила рода заключена, считается. Последний сын остаётся с родителями на хозяйстве. А у Бера в семье родителей одни сыновья и были. Третьим был Боров, вот ему-то и нашёл отец меня, справили свадебку да только вот беда, ни один из сыновей жить с родителями поблизости не желал. Бер ушёл в село к Голубе, где и поставили они сами себе отдельный дом. А Боров просто с женой уехал вначале на заработки, а потом прислал письмо, что осел в Микулицах. Причём прислал он Беру, а не отцу. Тот потом пытался разузнать да только Бера брат просил не говорить отцу-матери, и муж сообщил лишь когда я объявилась.
А с отцом чего не ладили? Так тот всё поперёк желаний детей делал. Любит Бер рисовать, так отец избавился от бумаги дома. Нагрузил сельской работой, трудись сынок, авось дурь из головы и выбьешь. Стал он драки устраивать, ну так я тебе сынок жёнку нашёл. И всё в таком духе. В общем, дети разъехались старшие, а средних четверо померло. Теперь вот и Боров тоже. Так что с младшеньких двоих сынков отец теперь пылинки сдувает, как бы тоже боком не вышло.
Се мне Бер поведал, пока домой шли. Грустно было слышать. теперь понятно, почему я жила в одном селе, далече отсюда, а Бер в другом, родители их вообще не известно где. Ведь обычно избы сыновей стоят близ отцовского дома, на другой стороне улицы - у лица отчего жилья.
Домой пришли, Голуба бросилась на шею мужа. Переживала. И только потом увидела, в каком мы виде. У меня передник лишь в крови, я его несла отдельно,а вот Бер так и шёл без рубахи, дабы не запачкать, омылся немного у ведуньи, но сейчас был весь в пыли или грязи.
- О, я пошла топить баню, - сказала Голуба..
Я хотела сама предложить, но Бер покачал головой. Но я стрельнула на него глазами и шепнула, что хорошо бы найти, во что мне переодеться, ведь своего приданого у меня нет. Он кивнул и забрал большуху на разговор, пока я пошла баню топить.
В баню муж сказал, что идём вместе. Только Голуба тоже пошла, веником там пообхаживать или ещё чего.
А я не могла раздеться при ней. Глупо, знаю. Но одно дело Боров, а другое при двоих раздеваться, не могу я так. Знаю, пора привыкнуть, что один муж на двоих, а не могу... Стыдно мне, не привыкла к такому я.
Я так и не смогла войти в парную. В предбаннике была лохань, вот я туда наносила воды и в холодную нырнула, потом помылась. А когда муж раз пропарился с жёнкой своей, я уже выскользнула из бани, слив после себя воду и принеся ещё два полных ведра.
На утро, после деревенского схода, мы, чуть свет, ушли на луга, как самые первые, показывающие дорогу. Бер поехал с Голубой и детьми, а я позади ещё двух семей, прибилась к паре уже не молодых, но ещё и не старых людей. На меня косо поглядели, но ни слова не сказали, а потом всю дорогу пытались разговорить. Что стряслося с моим погибшем мужем, кто напал и всё в таком духе. А я не помнила, что им скажу? Отмалчивалася, ссылаяся на то, что слишком больно говорить о сём. Потом перешло на перемывание косточек Беру. Меня, честно, жалели, потому как знали, что муж любит Голубу, а я всё ж приблудная, можно сказать. Да и где се видано, чтоб у одного мужика по две жены было... Хотя, девка я видная, так что всё может быть.
Зато мужика, с которым я ехала на возу, такая мысль порадовала - обзавестись второю, молодою женою. Но стоило его жене зыркнуть на мужа, как думка сия тут же улетучилась.
- Что вы с Бером посварилися? - спросила баба, ехавшая рядом со мной на возу, та самая, зыркающая. Ага. сплетни собирает...
- Да нет. Просто у них любовь, что я буду им мешать...
Баба вздохнула. Задумчиво закатила глаза.
- Любовь... Да, не везёт тебе девка... Одного мужа убили, другого занятого подсунули...
Я помалкивала. Скажи я чего и переврут так, что уши будут вянуть.
Приехали мы уже лишь к завтраку. Всё же путь не близкий и одно дело верхом, а другое на телеге, всем семейством. да ещё и всем селом... Разбрелись каждой семьёй на выделенный участок, вот тут-то Бера и подменили, и мы с ним пошли к лесу. Работать пришлось за четверых, ведь нам ещё время нужно было выделить для "милования". Я старалась о сём не думать, а то накручу себя. Будь, что будет. К полудню мы притомились сильно. Сели передохнуть. А я волосы переплела в одну косу да платок повязала, солнышко ведь печёт. Я достала еду, перекусили. Да всё молчим. Бер порою глянет на меня чудно да отводит взгляд. О чём думает? Меня принарядили в новую одежу, нарядную, ведь на сенокос вся деревня друг перед другом красуется(пришлось вечером посидеть да ушивать после Голубы, она баба дородная, высокая, под стать Беру, не в пример тощей и мелкой мне).
А потом муж взял за руку да потянул в сторону леса.
Сердце в пятки ушло. Страшно. А коли не поспеют ордынцы, что тогда?
- Здравствуй лес, здравствуй, Леший, - я поклонилася, приветствуя владения лесного духа. Муж тоже поклонился, но вслух ничего не сказал, разве что прошептал одними губами.
Бер завёл меня подальше. Прижал к стволу дерева, поцеловал. Не так, как всегда. а напористее. При сём он оставался нежным, трогал, едва касаясь, мои щёки, ушки, шейку. Что ж ты со мной делаешь, муж? Я ведь таю под твоими поцелуями и прикосновениями. Обвила его шею руками, любимый.... Он развязал шнурок на сорочке, обнажая мои плечи, покрывая их поцелуями.
"Сползай резко вместе с мужем вниз," - раздался шёпот.
И я увлекла мужа за собою и вовремя. Прямо в том месте, где мы только что были, вонзилась стрела.
- Самострел, где ж его раздобыли-то? Ордынское оружие, - сказал Бер, глядя на всаженую глубже наконечника в дерево стрелу.
"Продолжайте начатое..."
Я сглотнула.
- Бер, поцелуй меня. Продолжай.
И он продолжил, освободил грудь и принялся ласкать её. О, боги, как же се необычно приятно. Мысли путались. Я отдавалась лишь ощущениям. Неужели всё игра? И как далеко она зайдёт?
Вторая стрела просвистела рядом, но волею случая, я перехватила вовремя руководство на себя. Оттолкнула, переворачивая его на спину, и оказываясь сверху. Он поддавался малейшему моему сопротивлению. Бер задрал мне сорочку, чтобы я могла сесть на него. О, Боги, что же я творю? Разве се в порядке вещей?
"Да, между мужем и женой да," - ну вот, ещё и потусторонний голос следит за нами.
Я заглянула в такие любимые глаза. Бер, я не могу. Ты прав, мы не давали клятвы друг другу. Ну какая я тебе жена?
Но он привлёк меня к себе, не позволяя останавливаться. Вновь прижал меня к земле. Корень больно впился в спину. Я вскрикнула.