Она придвинула ко мне тарелку. Я опустила взгляд в окрошку. Обольёт?
Не верит, ну и ладно. Главное - вовремя отскочить. От одного вида еды меня мутить стало.
- Пойду, дел ведь хватает, - сказала, вставая.
- Стой! Пока не поешь, не пойдёшь.
Я плюхнулась обратно. Ну вот, и что делать? Ослушаться? Ведь могу схлопотать за се.
Попробовала простокваши чуточку(старики занесли что ли?). Вроде проглотила. Кисленькая. Ещё пару ложек всунула.
- Пойду на грядки, можно? - бросаю умоляющий взгляд на большуху.
- Ладно, ступай, но до ужина голодаешь, - сдалась она недовольно.
Я как ужаленная выскочила из дому. Да пошла полоть огород, бросив детям, чтоб шли посуду мыть, пока мамка раньше них не управилася. Бегом побежали! Нравится им помогать. Малыши любимые.
Огурцы-желтяки были сложены уже горкою. Собрала их в вёдра, занесла в летнюю стряпчую. Солить теперь надобно. Отправить деток перевамыть огурцы? Так сперва надо воды наносить. Се ведь большуха должна всем дела раздавать. А мне грядки прополоть надобно.
Всё заросло за сей месяц, хорошо хоть дождей не было. Пусть бы так и продержалась погодка сухая, а то ведь жатва не сегодня - завтра начнётся. А репу да огурцы польём, хорошо, колодязь рядом с домом. Смородину собрать надобно да листочков и зелени нарвать для солки.
Да только колодязь пересох, пришлось идти на другой конец села да таскать вёдра с водою, думая о своём.
Вспомнила про вече. Как бы сходить незаметно так? Когда по деревне проезжали, муж показал дом старосты. Сыщу ли в темноте? Не завершится ли собрание к тому времени, как смогу выбраться? До полуночи ведь будет время. Тихонько лишь надобно выскользнуть из избы. Или не ходить? Что ж мужики не сообразят всем скопом про крепость? Самой разумной себя возомнила? Что же делать-то?
Глава 9
Бера не было, а мамку детки слушались лишь порою. С трудом вдвоём загнали их в постель, так они ещё и там разыгрались. Большуха предложила лечь с нею на печи, да и поближе к детям, что спали на полатях. Отказаться я не посмела. Любопытно, се она делает шаг навстречу или ей так плохо? Пришлось допоздна рассказывать мне чадам сказки про Василису и её куколку, про Василису Премудрую. С чего их на Василису потянуло вдруг? Потом я незаметно перешла на сказки со Снежиком и Веснянкой. Так Вран обиделся, взялся привередничать, и про него сказку подавай. На всех не угодишь! Пришлось воронёнком его в сказке сделать.
Голуба почти всё время молчала. Так задели её мои слова? Так я вроде бы нового ничего не сказала. Или потому и злится? Надеялась, что есть ещё что-то, а тут лишь телесные утехи. Зазря, может, сказала ей? А что ещё было говорить? Пока скакали в обнимку на лошади, муж ведь ясно дал понять - никому ни гугу. Мы миловались и точка, даже ежели б пришлось брехать про ласки. А приказы мужа не обсуждаются. И уж не с Бером, точно. Он требует беспрекословного подчинения, и его боишься уже на подсознательном уровне. Не то, чтобы прям страх берёт, но и ослушаться не можешь. Откуда у него такая власть над людьми? Ему надо было в войско идти, прекрасным тысячником был бы, наверное, коли знал се дело. А так, даже и не знаю, растрачивает себя попусту трудясь на земле. Знаю, негоже такое думать о нашей земле-Матушке, но ведь у каждого своё призвание, и ему не земледельцем на роду написано быть. Воем, а может и зодчим, ежели учитывать способности к рисованию. Незаметно мысли вернулись к недавним думам.
Сейчас, лёжа на печи под звуки сопения деток, я думала уже не о Голубе, а о том, как незаметно уйти из дома, к мужу. Знаю, безумная мысль, но отчего-то нетерпится воплотить её.
- Ты будешь хорошей мамой, - сказала чуть грустно большуха, когда я уже собиралась тихонько вставать. А я думала, она спит. Неужели вновь за старое взялась? Хочет из жизни уйти? Да, се считается смелым поступком: не даться в рабство или пожертвовать собою, но сейчас мы ведь не в плену врага. А значит, будет дуростью. Сложно свыкнуться да деваться некуда. А как же великая цель -- приумножить род людской? Или она просто не знает, что я слышала тот её разговор с мужем? Чего она хочет добиться? Чтобы я ушла дома? Или что?
А потом поняла: она ведь считает, что муж предал её. Да, о сём не раз молвили, притом, сама она подталкивала мужа. Но то были всего лишь речи. А теперь всё случилось и даже по-настоящему. Как бы я себя чувствовала на её месте?
- Полно тебе, у меня нет опыта твоего... - начала я "отговаривать", думая о том, как бы разговорить её, чтобы она излила мне душу.
- Зато как с ними ладишь...
- И что. Они меня мамой не воспринимают. Не слушаются.
- А меня что - слушаются? Ты с ними хорошо управляешься!
- Голуба, се так, поиграться. Иногда стоит и серьёзной побыть, - решила сказать о том, что меня мучило. - Знаешь, я не уверена, что буду хорошей мамой. Я всегда мечтала о своих детках, а видишь, как всё вышло.
- У тебя были дети?
- Не знаю. Что нянчила младших братьев я помню, а вот была ли тяжела, рожала ли -- не знаю, - слёзы сами покатились по щекам, стоило подумать лишь о том, что могли моих чадушек просто убить. Сердце сжали тиски. Хочу ли я знать о том, были ли они у меня? Мы ведь должны помнить и чтить их память... - Надеюсь, что их не было у нас с Боровом... - добавила совсем тихо. - Потому что не представляю, каково потерять вот такого малыша, с чудесными озорными глазками, любопытным носиком, улыбкой.
- Ладно, не наводи морок, - Голуба похлопала меня по плечу. Се она скорее себе говорит.
- Прости. Надо было нам с Бером подождать. Не стоило торопиться. Но само как-то вышло, я просто не смогла упустить возможность. Знаю, жестоко по отношению к тебе. Но тогда мне казалось се правильным.
- Хватит! - проскальзывал уже отчаянный тон, но я не могла остановиться. Мне нужно было се сказать.
- Мне было холодно. Очень. Он пытался меня согреть своим теплом. А потом... потом...
- Я сказала, хорош! Не хочу об сём слышать! - её голос сорвался на рыдания. - Я хотела обнять её, но она оттолкнула. - Оставь меня. Не хочу, чтобы ты утешала. Пусть он...
- Я пойду на двор схожу, а потом к себе. Ты спи. А то Бер придёт, а тут занято, - сказала я, пытаясь как-то объяснить свой уход и спускаясь с печи. - Ты ведь любишь его, и он любит тебя. И не делай ему плохо, ладно? - сказала уже уходя. - Мы научимся с этим жить... все вместе.
- Угу, - её ответ был едва слышим.
В темноте передвигалась на ощупь, выбираясь из дому. Нащупала ручку на двери, вышла в сени. С трудом нашла свои лапти, я их ставила отдельно ото всех, но с ребятнёй всё перепуталось. Выскользнула во двор, переступая порог. На крылечке остановилась, чтобы очи привыкли к уличной темноте. Воздух был душный.
Ночь была безлунная, тучи заволокли всё небо. Неужто дождь собирается? Не время ещё, мы ведь урожай не собрали...
Ветер поднял пыль со своих ладоней и дунул в лицо.
- Негодник, - погрозила я ему пальцем. - Зачем обижаешь? Я ведь тебе ничего худого не делала.
Звёздочки в порывах Стрибога* иногда проглядывали сквозь тучи и подмигивали мне своим мерцанием. Что ж ты, непогодушка, разгулялася? Неужто не стоит идти к мужу? В душу вползал страх, сомнения. Чего боюся? Поступить неверно? Или нужно с Голубою остаться, кабы делов не натворила? Душу разрывали сомнения и страх поступить не верно.
Собралась с духом и стала мерить шаги до калитки, выставив вперёд руки. Нащупала забор, затем калитку, отворила щеколду. Калитку словно держал кто, не пуская меня. Поборовшись с ветром, вышла победителем, а вот затворить за собою не смогла. Не оторвёт ли?
Вишня, растущая на нашем участке у самой дороги, распустив свои косы, хлестала ветвями лицо, пытаясь сорвать сороку* с головы. Что ж все сговорились-то? Ветер поднялся такой сильный, что требовалась крепко хвататься за гладко оструганные доски забора, чтобы идти вперёд.
Я ж не вижу ни зги, куда идти-то?
Внезапно меня остановил кто. На плечи опустились горячие ладони. Я вздрогнула.