Катерина знает, что к ней никто не придёт. Из-за матери и секретной съёмочной площадки она никогда не привечала гостей и все годы живёт отшельницей. После смерти мамы ей вполне хватало книг, видеокамеры и общества ехидной Сесилии Свит. Не пришло ли время пожалеть, что она не завела хотя бы собачку? Может, собачка догадалась бы, что хозяйка угодила в безвыходную ситуацию, подняла бы вой, привлекла внимание людей?…
«Что теперь жалеть попусту? Нету собачки. Зато в трусиках сейчас всё лопнет. Как ослабить ноги? Как отцепить хотя бы голову?»
В мазохизме, как и в спорте, есть свои экстремалы. Катя по себе знает, что самые сладкие ощущения субмиссив испытывает именно в безнадёжном положении. Наиболее отпетые мазохисты умышленно выбрасывают ключи от наручников, запираются в уединённых квартирах, не оставляют ни малейшей лазейки для спасения. Правда, иногда это кончается плохо. Где-то в американской Омахе лесбиянка-мазохистка умудрилась так закатать себя в скотч, что погибла от удушья. Другая ненормальная страдалица играла в электрический стул и скончалась от удара током. Ещё какой-то греческий бедолага-мазохист подвесил себя к отопительным трубам в подвале, упустил из рук ключ и просто-напросто умер то ли от голода, то ли от кровопотери, потому что пытался перегрызть себе скованные запястья.
Интересно, дождался ли несчастный грек предсмертного оргазма? Катя и сама уже получила массу боли и удовольствия на неделю вперёд, но навеки оставаться в оковах ей совсем не хочется. Перегрызть себе руки она тоже не может — рот наглухо застёгнут кляпом.
***
Виктор сидит в машине у подъезда Катиного дома. Рядом на сиденье лежит букет цветов. На втором этаже горит свет, но трубку библиотекарша почему-то не берёт. Виктор делает второй звонок, третий, четвёртый… Ответа нет.
***
Катя слышит, как вибрирует на полу мобильный телефон, стоящий на беззвучном режиме. Это звонит Виктор, больше некому. Надо взять трубку, сообщить, что всё в порядке, что свидание не отменяется и сейчас она выйдет! Надо снять наручники и ответить! Надо!..
Сидящая на постели женщина бьётся изо всех сил, скрутки ремней пронизывают её до костей, кисти рук стёрты браслетами. Нужно вырвать хотя бы ноги, тогда Катя сможет приподняться и вырвать цепи из кольца наверху, слава богу, весу у неё достаточно.
***
Электрик Горюнов хмурится, выходит из машины и прогуливается вокруг с сигаретой. Девушки любят опаздывать, даже если это толстые невзрачные библиотекарши. Впрочем, сегодня он убедился, что женская невзрачность — понятие относительное. В библиотеке Катерина выглядела истинной богиней, хоть под венец её тащи. Что ж, подождём пять минут, наберём снова.
Проходит пять минут, потом ещё пять. Во рту уже першит от сигарет. Виктор хлопает дверкой и начинает смотреть на букет с такой ненавистью, словно семь белых хризантем его предали. А вдруг с Катей что-нибудь случилось, приступ какой-нибудь или в ванной поскользнулась? С её избыточным весом что угодно может приключиться. Почему в доме горит свет, но Катя не отвечает? На динамщицу она не похожа. Что делать? Лезть на второй этаж? Вызывать спасателей? А если его на смех поднимут? Подумаешь, девушка на свидание не вышла, теперь все двери в городе из-за этого выносить, а, Виктор Горюнов?
Плюнуть на всё и уехать домой? Захочет Катька — сама позвонит и извинится. Не захочет — чёрт с ней. Виктор садится в свой битый «фольксваген» и поворачивает ключ зажигания. Мотор чихает, но не заводится.
***
«Миленький, я здесь! — безмолвно кричит Катя в щиток-кляп. — Витенька, не уходи! Витя, я дура, я перепутала наручники! Витя, у меня же никого больше нет! Сесилия — королева самонасилия… Меня никто не навестит, я одинока и могу умереть прямо здесь!»
Виктор неохотно выбирается из машины, смотрит на часы, смотрит в окно. Катя задерживается уже на полчаса. Правда, что ли, пойти и постучаться в дверь? Убедиться, что всё нормально, просто Катя нечаянно уснула. Или забила на него. Или привела себе в гости другого приятеля… Или?
«Господи, сделай так, чтобы Витька догадался! Боженька, я ему ноги целовать буду! Я всё ему отдам! Я буду самой верной! Никаких Сесилий, никаких посадок! Мы будем жить с ним долго и счастливо, и обвенчаемся в церкви, только бы он… Господи, я же ещё девочка, господи!..»
Вздёрнутая Катя скачет на постели в наручниках и мокром белье. Виктор стоит на улице в пяти метрах внизу. Он не знает, на что решиться.