Вот и в эти дни, возглавив жюри «Русского Букера», он бесстыдно пренебрёг лучшими и принялся пропихивать своих. Которых, ясное дело, из внутреннего аристократизма, мысленно именует нашими. Самой своей сейчас стала директор петербургского ПЕН-центра и главный редактор климактерического журнала «Всемирное слово» прозаиня-графоманка Елена Чижова с мениппеей «Лавра», опубликованной, понятно, в «Звезде». Действие романа разворачивается главным образом в звезде у центральной героини, где сталкиваются лбами православный поп, верующий иудей и законный муж. На материале этого соревнования героиня, а следом за ней и сама писательница приходят к выводу о том, что избавить православие от системного кризиса способен только регулярный приём виагры. Мениппею расхвалил на страницах московских «толстяков» ещё один столбовой дворянин из-под Бродского — председатель (не путать с директором) петербургского ПЕН-центра и член редколлегии «Звезды» Константин Азадовский, а у этого и вовсе ума палата. Просторная, стерильно чистая, девственно пустая. Он Рильке переводит — и во «Всемирном слове» печатает. А ещё где? В «Звезде»! Подарил мне на днях книгу собственных стихов ровесник, но не член честной компании, и человек действительно, без дураков, честный и благородный — до простодушия благородный — Владимир Британишский. Там есть дивное:
И я свои стихи в две стопочки кладу: С одной — иду в «Неву», с другой — иду в «Звезду»…
С питерскими поэтами долгие десятилетия живущий в Москве Британишский раздружился — и его можно понять. А заканчивал он Горный институт, возле которого будет воздвигнут в скором времени памятник Иосифу Бродскому. Про который (и про которого) староста ахматовского ЛИТО первой половины шестидесятых прошлого века — живут же люди! — бездарный Дмитрий Бобышев уже успел (в мемуарах «Я здесь», изданных всё в том же «Вагриусе») возопить: Вас здесь не стояло! Как мемуарист Бобышев, кстати, превзошёл даже Владимира Соловьёва: тот хвастался тем, что подложил собственную жену под Бродского, а этот похваляется тем, что его, бобышевская, жена от Бродского родила. Не стояло, а будет! Бессмысленную и пошлую затею с памятником Бродскому сумели хоть как-то облагородить, выбрав вариант не со статуей «Рыжего», а с раскрытой книгой. Каменная книга, правда, уже есть на комаровском кладбище; под ней похоронен почтенный профессор, и в народе этот памятник называют Могилой Книжного Червя. Но всё же это лучше, чем гранитный или бронзовый Бродский, да и соблазн для осквернителей поменьше. Кушнер, Гордин, Азадовский, Арьев, Бобышев, Найман, Соловьёв, ещё пара-тройка — за этими мы следим и, если что, накажем по звезде мешалкой. А уличный осквернитель на каменную книгу, да ещё полузатопленную в грязной воде, покуситься побрезгует. Вот только почему возле Горного? Без малого пятьдесят лет назад там было знаменитое ЛИТО Глеба Семёнова — Горбовский, Гладкая, Тарутин, Агеев, тот же Британишский; заглянул туда однажды и юный Бродский — вот только Семёнов его выпер. И почему каменная страница с высеченными на ней строками Бродского — это памятник именно ему? Скорее уж — Кушнеру, который нобелеата (сперва — будущего нобелеата) долгими десятилетиями в поэтическом смысле самым бессовестным образом обворовывал; Бродский умер, но написать успел немало — и Кушнеру ещё на несколько лет хватило; лишь в самое последнее время, да и то за баснословное вознаграждение в двести долларов, он поневоле заговорил собственным голосом, образчик которого приведён в начале данной статьи.