Вознесенский в итоге снял свою книгу с пробега — регламент не позволял, но мы его уважили. Снял, по-хорошему подражая главному из шестидесятников — Александру Солженицыну, просьбу которого мы удовлетворили тоже. Хотя, как сказал я на тогдашней пресс-конференции, Солженицын публикует свои тексты всё же не на скрижалях Завета, а на страницах «Нового мира», и исключение делается только за былые заслуги. А премию мы в конце концов присудили семидесятнику Олегу Давыдову за памфлет «Демон Солженицына», да ведь не все премии в нашей стране присуждаю я… Есть ещё межеумки, которых принято называть «почтительными семидесятниками», — по возрасту они тяготеют к младшей (оцените иронию, заключённую в этом определении!) группе, но всю жизнь прислуживали старшим — конкретным представителям старшей группы и всему шестидесятничеству как формации. Это уж и вовсе дрянь-человечишки; сегодня их выгнали отовсюду, кроме «толстых» журналов, где им и место. Кое-кто окопался в детской литературе или ушёл в мелкий бизнес ещё откровеннее. И фамилии у них как собачьи клички: Кружков, Яснов и т. п. Как правило, эти люди, в отличие как от шестидесятников, так и от семидесятников, не пьют и не курят: привыкли держать во рту поноску… или что положат… Есть младшие шестидесятники — допустим, переводчик Рильке с немецкого на одесский и большой специалист по возвращению русских художественных ценностей на Запад дипломатической почтой Сракандаев… виноват, Пелевин меня попутал. Впрочем, в романе Пелевина «Generation „П“» фигурирует персонаж по фамилии Азадовский… Читателя, очевидно, шокирует причисление к шестидесятникам — да ещё на первых ролях — Александра Солженицына. Он ведь человек военного поколения, прошёл через лагеря и вполне способен по-чапаевски срезать любого шестидесятника — хоть того же Войновича, давнего своего хулителя: это ничего, Петька, что ноги у меня грязнее твоих, я ведь и годами постарше! А вообще-то он, конечно, шестидесятник — и чем дольше живёт и пишет, тем это становится однозначнее. А Бродский? Кем был Бродский — шестидесятником или семидесятником? «Думайте сами, решайте сами» — как это звучало в популярной песенке тех приснопамятных лет, тех допотопных времён. У семидесятников с самого начала не было шанса: их придавил (а возможно, и раздавил) застой. У шестидесятников был — в хрущёвскую оттепель, — и они успели подсуетиться. И в Горбачёвскую оттепель они успели подсуетиться опять. И оттёрли придавленных семидесятников: вас, мол, тут не стояло. А вас зато стояло! На карачках! Стояло, лизало, сосало. Ловило свой кайф. Умер поэт-семидесятник Владимир Нестеровский — поэт плохой, но подлинный. Исполнилось шестьдесят Ширали, да и Охапкину тоже. В Союз писателей вступила Тамара Буковская. В очередной раз «развязал» Геннадий Григорьев.
У шестидесятников тоже всё хорошо. Едут с ярмарки на дамском велосипеде, как Кушнер. Пишут стихи, как Найман. Пишут прозу, как Битов. Хотя, прошу прощения, сейчас Битов как раз пишет стихи, а Найман — прозу. Похоже, я подустал и перестаю отличать овец от козлищ, а главное, нигде не вижу овец… Я ведь и сам, знаете ли, еду с ярмарки — еду, как проездил всю жизнь, на «бомбиле». А тут — пробка! Но и спешить мне, пожалуй, некуда.
2004
Собрались сходить по-большому
О литературных премиях надо судить не по провозглашённым намерениям организаторов, а по результатам. По плодам их узнаете их. К этому и призывает генеральный директор свежеиспечённой «Большой книги» г-н Урушадзе. То есть ликовать можно (и нужно) уже сегодня, а с возражениями лучше подождать несколько лет, пока премия не «устоится». Ну или как минимум год — пока не объявят имена трёх первых лауреатов, в одночасье превратившихся в рублевых миллионеров. Милостью Литературной академии, специально по такому случаю созываемой, циклопическими трудами экспертов, переборчивым вниманием номинаторов, неслыханной щедростью спонсоров… Номинаторов я, впрочем, упомянул зря. Авторы опубликованных книг обладают правом самовыдвижения. Рукописи выдвигать тоже можно, но уже не самому; значит, авторам рукописей придётся прибегнуть к перекрёстному выдвижению. Как вы думаете, какое количество книг (в том числе и изданных за собственный счёт) и рукописей будет в конечном итоге выдвинуто? Сколько в стране и «за бугром» безнадёжных литературных посредственностей, сколько хронических графоманов, сколько, наконец, клинических сумасшедших? И какой ажиотаж царит сейчас в их кругу — в творческих союзах, на сетевых форумах, в специальных медицинских учреждениях со щадящим режимом? По моим скромным прикидкам, на соискание задуманной именно таким образом премии будет подано от нескольких десятков (тысяч) до нескольких сотен тысяч заявок. И это не преувеличение. На одном из сайтов, размещающих стихи, причём не бесплатно, а по десять долларов с носа, «опубликовались» пятьдесят тысяч стихотворцев. В каждое издательство ежедневно поступают самотёком десятки (а с повсеместным распространением электронной почты — и сотни) романов и повестей, художественно-документальных исследований, мемуаров и прочей лабуды, подлежащей рассмотрению на конкурсе «Большой книги», согласно её уставу. И это — в девяноста девяти случаях из ста — без малейшей надежды на успех в виде публикации со стандартным гонораром в триста-четыреста долларов. А тут светят сто, семьдесят пять и пятьдесят тысяч долларов соответственно — кто не подсуетится? «Любая премия — лотерея», — внушают нам (хотя это и не так), так почему бы не приобрести билет? Особенно если его дают даром. Конечно, главный приз лотереи, как сказано в «Осени патриарха», неизменно достаётся президенту страны. А невинных мальчиков, как бы случайно извлекающих нужные для этого жребии из корзины, потом ликвидируют как лишних свидетелей. Но мы живём, слава богу, не в Латинской Америке, и, главное, президент у нас ничего не пишет. Или всё-таки?.. Это многое, если не всё, объяснило бы в новой премии, но всё же, будем надеяться, это не так. Как выдерживают вал рукописей, поступающих самотёком, издательства? Фильтруя базар. Детское издательство не рассматривает «взрослой» литературы, научно-популярное — художественной, и так далее. Рукописи поступают на рассмотрение ридерам, имеющим чёткое представление о творческих и коммерческих предпочтениях в узком секторе, целевой аудитории, формате (или неформате), жанре и прочих скучных вещах. Причём халтурящих, сшибая лёгкую, хотя и маленькую деньгу, ридеров (в «Большой книге» они называются членами Совета экспертов) издательство быстро «вычисляет» и от них избавляется. Остальные трудятся, выискивая жемчужные зёрна, — и, бывает, находят. После чего «жемчуг» подвергается дальнейшему скрупулёзному исследованию на предмет публикации.