Он подобрал «бульдог», он лежал — вороненый, маленький как мышь на снегу.
— Выйдите все, дайте одеться… — сказала женщина.
— Ничего, перебьешься и при нас.
— Сволочи! Мне тоже чуть ключицу не сломал. Сейчас бы платил за увечье…
Игумнов вздохнул:
«И действительно, платил бы! Дурацкий закон… Всех защищает, кроме того, кто старается за всех и всех больше рискует!»
Появился гостиничный оперуполномоченный, зажег свет. Задержанный все еще лежал на ковре без дыхания. Игумнов взял с прикроватного столика графин с водой, вылил ему на голову. Лежавший отпустил колени, потянулся.
В спальне появились другие обитатели номера. Всего их было шестеро. Две молодые женщины, белые, полнотелые, со спутанными волосами, принялись приводить себя в порядок. Администраторша успела уйти. Началось утро, где-то за стеной, не по-русски, поздравило всех с началом дня радио.
— Кто прописан в номере? — спросил баскетболист, он же опер.
Хозяин номера, оказалось, вообще в эту ночь не ночевал; всё это были его гости — приезжие, неизвестно как просочившиеся сквозь сито швейцаров. Те умудрились служить двум богам: пускали за деньги, потом же и закладывали. За это им тоже платили.
Все были жителями далеких мест, незнакомого предгорья, давно уже освоившими равнины столицы, ее гостиницы, рынки, мотели.
— Этого, с пистолетом, ты увозишь? — спросил гостиничный оперуполномоченный у Игумнова как бы между прочим. Он держался с достоинством, не хотел выпрашивать.
— Нет, забирай его. Мы возьмем вон того. — Он еще раньше положил глаз на другого кавказца. Юркого. С усиками. — Поедешь с нами. В милиции давно был?
— Давно! Когда прописывался!
Он промолчал о деле, заведенном на него Истринским райотделом, о том, что всего несколько часов назад валялся на нарах.
Игумнова вранье это устраивало. Сразу снимались подозрения, будто какие-то разговоры, которые кавказец вел в камере, могли просочиться наружу.
«Нет истринского ИВС — значит, нет и Николы…»
— Поедем, поболтаем, — Игумнов не назвал его Эдиком, поскольку в паспорте стояло другое имя и это сразу бы показалось катале подозрительным. — Будет о чем вспомнить…
— Давай прямо сейчас поговорим, начальник, а? — Ему очень хотелось скорее освободиться.
Игумнов еще раз внимательно его оглядел.
«Этот расскажет. Если не про того малого, у которого милиция забрала кольцо, то, по крайней мере, про гаишника… Пока это единственные зацепки».
— Поедешь с нами.
Оперуполномоченный гостиницы уже звонил в отделение насчет машины.
— Мне надо тоже позвонить, — сказал Игумнов. Его звонок поднял Ксению.
— Ты? — Она, похоже, обрадовалась.
— Вот адрес… — Он продиктовал координаты общежития, полученные от отца Мылиной. — Яриков Геннадий. Сходи прямо с утра. До работы. Скажи, что тебе нужна Зойка.
— Я скажу, что она заказывала мне колготки… — уже сонно пообещала Ксения.
Второй его звонок был старшему оперу в милицию аэропорта.
— Что-нибудь удалось?
— Удалось. Мылина скорее всего прилетела тоже ночью… — Старший опер объяснял весьма многословно. — Всех воронежских пассажиров отправили ночными рейсами. Не дневными. У них там ЧП было в аэропорту. Посадили душанбинский рейс, и его пассажирам отдали места дневного воронежского…
Первым — не считая генерала Скубилина — еще до начала рабочего дня поздравил Картузова заместитель начальника транспортного главка Ильин. Он позвонил прямо в дежурку.
— Все скромничаете! А сами вон какими делами ворочаете! И все тихой сапой! Как мыши в подполье…
Ильин был видной фигурой. Пришел из транспортного отдела ЦК, всех знал, и его все знали. Генерала получил почти сразу — вслед за переводом в МВД.
— Стараемся…
— Готовь представление на отличившихся. Себя можешь не вписывать — сам впишу. С указанием новой должности.
Картузов на секунду потерял дар речи.
— Не слышал еще? — продолжал Ильин. — Ну, и не надо пока. Скубилин и тот не знает, так что не спеши докладывать…
— Понимаю. — Он ничего не понимал.
— Авгуров еще не заезжал?
Авгуров был начальником ОБХСС — недавно переведенным из партийных органов в управление к генералу Скубилину.
— Нет. Не был пока.
— Он все расскажет… Ну, ладно. Значит, поздравляю сразу и с успешной операцией, и с назначением.
— Спасибо, Дмитрий Афанасьевич…
Ловя на себе взгляды сгорающего от любопытства Егеря, Картузов пошел к себе.
Звонок озадачил.
«Не спеши докладывать Скубилину…», «Авгуров все расскажет…»
Авгуров был доктором наук. «Ученый в милицейских погонах» — как его представляли на всевозможных конференциях и симпозиумах в Союзе и за рубежом. О нем говорили как о человеке Ильина и даже его родственнике. Статьи Авгурова часто появлялись в центральной печати. В управлении он появился сравнительно недавно переводом из партийных органов. Его работа в ОБХСС была явно только трамплином. Естественно, Авгуров входил в команду Ильина, открыто противопоставившую себя и Скубилину, и патрону его Жернакову.
«Если Скубилин что-нибудь заподозрит, мне конец, — подумал Картузов. — А что делать, если звезда Жернакова идет к закату? Приходится рисковать!»
Авгуров подъехал быстро, Картузов встречал его перед дежуркой.
У машины они обнялись и расцеловались. Простой этот, непринятый в милиции ритуал знаменовал переход Картузова в другую команду.
Не спеша пошли они по пустой платформе. День начинался ясный, солнечный.
На полпути к отделу Авгуров на минуту остановился, подставил лицо солнцу, закрыл глаза. Картузов снизу взглянул на него.
«Белая кость…» Авгуров иначе одевался, иначе говорил. Негромко, уважительно. Приветливо улыбался. Жена его, говорили, была филологом, переводчицей с сербскохорватского. Их круг составляли литераторы.
— Хороший день. — Авгуров открыл глаза. — Поговорим тут. Чтобы без лишних ушей.
Платформа была пуста. Дальше, за двумя путями, строились отряды пионеров, их везли в пионерский лагерь. Старшие дети стояли с плакатиками «1-й отряд», «2-й отряд». Родителей к платформе не подпускали.
— У меня новость, — сказал Авгуров. — В нашем Московском транспортном не сегодня завтра грядут большие перемены. Я иду начальником управления. А ты, если у тебя нет возражений, ко мне замом. Твое личное дело уже в кадрах. Чтобы никто ни о чем не заподозрил, они взяли личные дела пятерых. С Курского, Казанского и так далее. С нарочными. Когда тебя назначат, четыре других дела вернутся.
— А как Жернаков?
Шеф Скубилина считался в команде первого заместителя министра с тех пор, как вместе с ним отличился в разгроме начальника Академии МВД и его штаба.
— Жернаков уходит. Вопрос решен.
— Значит, и Скубилин?
— Как только уберут его шефа… — Авгуров заметил с сожалением: — Хороший мужик Василий Логвинович… Но ведь, по существу, развалил работу. Разогнал профессиональные кадры. Везде своих посадил. И эта девчушка в приемной… Ты знаешь. Все только и говорят об этом.
Картузов кивнул.
«Скубилина давно предупреждали!.. Прав Авгуров. Девочка в приемной Скубилина вся благоухает. Все управление ходит на нее смотреть. Один он не замечает», — Картузов и сам дарил ей то французские духи, то косметику.
— Для нас сыграло удачную роль дело этого дурака. Директора ресторана, — заметил Авгуров.
Картузов и раньше об этом подумал:
«Все будет зависеть от дела Гийо. Жернаков и Скубилин верно рассчитали. Но только начало! Дебют!.. Это — как если выстроить костяшками домино одну к другой и валить первую, целя в крайнюю. Только главное, похоже, и им не открылось. Где же последняя, которой грозит удар? В МВД? В ЦК? МГК? Кого именно должна скомпрометировать связь с преступными работниками торговли?»