— До времени не выпячивайся, — серьезно советовал Скубилин. — Помни. Достать тебя очень легко. Через начальника розыска. Игумнова. Через укрытые преступления…
— Такого у нас нет!
— Ты мне мозга не полоскай. Я не девочка. Поймают — тогда никто не поможет. Даже я! КГБ за этим тоже следит. При желании мигом накроют!
— Осторожность — главное. Это уж закон! — хитрил Картузов. — Ваш ученик. Знаете…
— Сам все проследи… — нынче Скубилин не спешил заканчивать разговор, что-то тянул. Недоговаривал. — Все-таки странно, что его все нет…
Игумнов дернул дверь. Дежурная часть оказалась заперта изнутри — редкий случай! В окошке показался милиционер… На нем был в ядовито-зеленого цвета камуфляже бронежилет, закрывавший грудь и подбрюшье. В руках вахтер держал автомат.
— Кто там? — крикнул из дежурки Картузов. — Я же сказал, чтоб никого!
— Это начальник розыска… — отозвался милиционер.
— Заставь дурака Богу молиться, — возмутился Картузов. — Игумнова не пустить!..
«Преступник задержан, а они все стерегутся… — подумал Игумнов. — Кого? Сообщников? Чужую группу захвата?»
Случай, о котором напомнил комитетчик, произошел год назад. В дежурку внесли человека в полосатом костюме узника с латкой на груди «3/К». Имя-фамилию Игумнов не запомнил. Рядом с носилками шла женщина с таким же ярлыком на платье. Щупала пульс. Заглядывали любопытные.
Игумнов был ответственным.
— Откуда? — спросил у носильщиков.
— Из медкомнаты.
— Из медкомнаты в дежурку? Какой дурак приказал?
Несколько человек по-хозяйски прошли следом:
— Ставьте носилки за дверь. Чтоб меньше на виду! Милиционера у входа!
— Вы, собственно, кто такие? — Игумнов завелся.
— Считайте, что работники милиции. Вот документы!
Дежурный — он и сегодня дежурил — Лосев тут же подлез с подобострастием:
— Приказывают, значит, имеют право, товарищ капитан. Наше с вами дело — по стойке «смирно»…
— А ну-ка, давайте носилки назад в медкомнату… — гаркнул Игумнов так, что носильщики шарахнулись. — Вы кого обязаны слушать? Имеют право — значит пусть письменно прикажут… Возьмут к себе, наконец!
Кто-то из тех терпеливо объяснил:
— Это муж и жена. Они проводят политическую демонстрацию. Мы их скоро увезем…
— Больной должен быть в медкомнате!
— Мы вызвали врача…
— Да что вы с ним объясняетесь? — У кого-то лопнуло терпение. — Указание работника Комитета государственной безопасности для вас не приказ?!
«Может, это и был Рыжий?» — Игумнов не посмотрел тогда.
Громыхнул засов. Когда Игумнов вошел, милиционер снова придвинулся с автоматом ближе к фортке.
За стеклом, отделяющим дежурное помещение от коридора, шел обыск. Задержанный сидел на стуле. В плавках. Руки схвачены браслетами.
Автоматчика засек в поезде Волгоград — Москва офицер-отставник, когда состав пересек границу отдела. Отставник выходил в Павельцеве и первым делом забежал в дежурную часть.
— …Там в поезде! Не знаю, кто он. Или бежавший уголовник, или разведчик! При нем пистолет-пулемет… — Отставник случайно заметил, как его визави по купе, укладывая вещи, достал со дна сумки свою опасную игрушку и переложил почти на самый верх. — Мне было хорошо видно с моей второй полки. Нам о них рассказывали на занятиях. Совсем крохотный! Я его потом еще несколько раз видел по телевизору. В репортажах с Ближнего Востока…
Дежурный поверил: о террористах, вооруженных новейшим автоматическим оружием, не раз сообщали средства массовой информации.
— Проверим, — сказал он. — Спасибо…
В КГБ никто, конечно, не звонил — готовились брать сами.
Пока согласовывали место и способ задержания, волгоградский проследовал благополучно Ожерелье — самую продолжительную свою стоянку — и прибыл на последнюю — в Каширу.
Там уже ждала телеграмма: «Пропустить до Москвы, организовать задержание, возложить непосредственное осуществление операции на начальника линейного отдела внутренних дел подполковника Картузова и отделения уголовного розыска — капитана Игумнова…»
Задержанного обыскивал ас этого дела — старшина, двадцать лет простоявший при их пяти имевшихся в отделе камерах ИВС, — изоляторе временного содержания, а прежде КПЗ — камере предварительного задержания. Он рубчик за рубчиком, шов за швом осматривал белые, чистого хлопка одежды боевика.
Каратист — инспектор боевой подготовки стоял начеку позади стула.
Рядом крутился новый заместитель Игумнова майор Цуканов, суетливый, с низко опущенным брюшком. Цуканов из кожи лез, чтобы притереться.
Протокол задержания составлял самолично Картузов.
— Ты к себе? — не отрываясь от бумаг, спросил он у Игумнова.
— Да, наверх.
— Погоди. Мне надо сказать тебе пару слов. — Картузов обернулся к понятым. — Покурите…
Понятые — молодцы из камеры хранения, ударники коммунистического труда — оказывали посильную помощь милиции, за что безбоязненно приторговывали по ночам спиртным.
Картузов кивком пригласил Игумнова в коридор. Несколько милиционеров и обэхээсэсники с линии, стоявшие там, мгновенно слиняли, увидев входящих.
— Заявитель приходил… — Картузов прихватил начальника розыска за «молнию» на варенке. — Опять та же история. Еще девчонка пропала.
— Воронежская?
— И опять летела тем же рейсом! В час ночи была в аэропорту.
Это был уже третий случай. Двум предыдущим заявлениям ни в одном отделе внутренних дел хода не дали. «Розыск пропавших без вести осуществляют органы милиции по месту жительства пропавшего». Похоже, теперь опухоль развилась. Пошли метастазы.
— Что-нибудь везла с собой?
— Ерунда. Рублей сто. В сумочке… Вот ее фамилия, — Картузов достал листок. — Мылина Зоя Ивановна.
— Молодая?
— Двадцать два года. Ученица маляра-штукатура…
Когда наступали деликатные эти ситуации, Игумнов и Картузов менялись местами: Игумнов задавал вопросы, Картузов подробно отвечал.
В случае проверки начальник розыска обязан был брать все на себя. Так было принято. И единственной его прерогативой было полное знание обстоятельств.
— Товарищ подполковник!.. — из дежурки уже звали. — К телефону!..
— Сейчас! Отец Мылиной приедет первой электричкой. Он в аэропорту. В милиции.
— Давно был случай? — спросил Игумнов.
— Неделю назад. А те? Я уже подзабыл…
— Двадцать восьмого мая и шестого июня.
— Встаньте, кто был наказан за то, что не смог раскрыть тяжкое преступление… — Фальцет начальника управления разносился по непроветренному гулкому помещению, где происходили обычно совещания оперативного состава.
По обыкновению, никто не поднимался. Таковых не было. Скубилин обманчиво-приветливо смотрел в зал.
— Нет таких?
— Не-ет!
Никого ни разу не наказали за то, что ему не удалось раскрыть кражу, грабеж, ограбление контейнера и даже убийство!
— А теперь встаньте, кого я наказал за укрытие преступлений от регистрации!
Заскрипели рассохшиеся стулья, паркет. Клубы для совещаний уголовного розыска снимали всегда наименее престижные, пустовавшие, чтоб не платить.
В разных углах зала поднимались оперативники. Московские вокзалы. Казанский, Курский — эти всегда шли первыми по числу укрытых. Киевский, Белорусский. Поднялась Рязань, линейное отделение на станции Бирюлево. Товарные станции с крупным оборотом грузовых перевозок, Брянск…
— Ну, ну… — Генерал подбадривал робеющих. Спектакль этот повторялся каждые полгода. — Не стесняйтесь!
Оперативники в разных углах зала продолжали подниматься, пока не встал последний, откуда-то из Унечи, у которого нашли несколько дюжин коммерческих актов.