Другим знакомцем Жюля из круга парижских ученых стал Вивьен де Сен-Мартен (1802 — 1897), выпускавший в 1863 — 1876 годах географический ежегодник, страницы которого были отданы описанию путешествий в различные уголки планеты и обзорам географической литературы. Такого рода издание оказалось крайне полезным Верну. Кроме того, В. де Сен-Мартен в 1873 году выпустил весьма значительный для своего времени труд — «Историю географических открытий» с подробнейшим атласом. Книга эта активно использовалась писателем как в работе над «Необыкновенными путешествиями», так и в собственных историко-географических изысканиях. (Здесь нелишне будет напомнить, что именно по предложению Сен-Мартена Жюль Верн был избран членом французского Географического общества).
Не стоит думать, что интерес к истории географических открытий возник во Франции только в середине XIX века. Еще столетием раньше появились многотомные «всеобщие истории путешествий» аббата Прево и Лагарпа. Но эти пропылившиеся фолианты морально устарели, да и не были доступны массовому (особенно — провинциальному) читателю. Перед Верном стояла проблема отбора материала, его перепроверки, обработки, а также поиска общей концепции книги.
И здесь приходится сказать, что молодой автор не был оригинален. Он следовал безраздельно господствовавшей в ту пору в науке европоцентристской концепции, согласно которой «открытие» Земли понималось исключительно как распространение белой расы по планете. А чаще даже еще более узко: как продвижение по земному шару христианской религии (хотя в последнем случае европейская наука в определенной степени признавала достижения античных географов и считалась кое с кем из арабских путешественников).
Например, Ж. Верн ничего не говорит о древнеегипетских путешественниках. Между тем подданные фараонов по меньшей мере с середины III тысячелетия до н. э. освоили речной путь по Нилу от дельты до Первого порога[4]. Правда, египтяне преследовали в своих плаваниях сугубо практическую цель: доставку строительного камня, но ведь месторождения этого сырья надо было сначала разведать! В том же III тысячелетии до н. э. нильские судоводители выходят на просторы Средиземного моря, совершая регулярные рейсы к ливанскому побережью, откуда в безлесное египетское царство ввозилась ценная древесина. Кстати, фараонов можно считать родоначальниками поисково-разведочных работ в их современном понимании. Речь здесь идет не только о строительных материалах. Не раз в истории принильского государства его владыки пытались прорыть каналы, чтобы соединить дельту великой африканской реки с побережьем Красного моря. Подобным работам должна была предшествовать географическая рекогносцировка. В результате поисковых экспедиций и происходило подлинное открытие нашей планеты. Но такие исследовательские маршруты, принося огромную практическую пользу, далеко не всегда сопровождаются захватывающими приключениями, да и убедительных материалов о них очень мало. Не потому ли составители всевозможных историй географических открытий почти не упоминали о скромных исследователях былых времен. Ж. Верну тоже было не до них — он прежде всего интересовался «великими» открытиями.
Об одном из таких великих путешествий глубокой древности европейцы узнали уже на следующий год после выхода заключительного тома верновской «Истории»: в 1881 году французский археолог Г. Масперо открыл на стенах заупокойного храма царицы Хатшепсут (XVI в. до н. э.) росписи, рассказывающие о морской экспедиции в далекую страну Пунт (которую современные ученые помещают в различных местах восточноафриканского побережья). Но писатель, отличавшийся титанической работоспособностью по сбору информации о всевозможных новостях науки и техники, почему-то проигнорировал эти сведения.
Впрочем, как показали дальнейшие исследования, экспедиция, отправленная Хатшепсут, была не единственной и не самой ранней. Например, во времена V династии египтяне регулярно ходили за золотом, редкими породами дерева и благовониями в Пунт. Кормчий Хнумхотп (VI династия, конец XXIV — середина XXIII в. до н. э.), как об этом рассказано в надписи на стенах его гробницы, побывал в этой далекой стране свыше десяти раз[5]. Плавали древние египтяне и вокруг Аравийского полуострова, к побережью современного Омана.
Совсем мало места уделяет Верн и прославленным финикийским мореходам, первыми среди средиземноморских народов миновавшими Гибралтар и вышедшими на океанские просторы. На рубеже 1 тысячелетия до н. э. были заложены в Испании города Гадес (современный Кадикс) и Тартесс, торговые колонии финикийцев; чуть позже ближневосточные мореплаватели стали осваивать атлантическое побережье Северо-Западной Африки, основав города Тингис и Лике[6]. Финикийцы, осевшие в Испании, доходили на своих кораблях до Гвинейского залива.
Но самым важным достижением финикийских мореходов считается плавание вокруг Африки, совершенное по повелению египетского фараона Нехо II около 600 года до н. э., о чем сохранилось свидетельство Геродота, слышавшего рассказ об этом исключительном плавании из уст египтян. К сожалению, детали столь замечательного плавания не дошли до наших дней. По сравнению с ним плавание карфагенянина Ганнона, упоминаемое Ж. Верном и состоявшееся около 475 года до н. э. (по другим определениям — около 525 года), выглядит куда менее грандиозным. Впрочем, последнее путешествие имело не столько исследовательские, сколько сугубо практические цели: перехватить у испано-финикийских купцов торговлю с Африкой. Точно так же экспедиция Гимилькона, отправленная карфагенянами на полвека раньше к Оловянным островам (так назывался Британский архипелаг), предназначалась для перехвата атлантической торговли у осевших в Испании финикийцев[7].
Нам гораздо интереснее другое обстоятельство. Римский писатель Руф Фест Авиен сообщал, что Гимилькон достиг в океане района, где «нет никаких течений, чтобы гнать корабль; ленивая поверхность таких вод лежит неподвижно… среди пучин растет много водорослей». Трудно удержаться от сравнения этой акватории с Саргассовым морем, что, впрочем, и сделал еще в середине XIX века выдающийся представитель географической науки Карл Риттер.
Несомненно, Ганнону в истории (в том числе и верновской) повезло больше других только потому, что было сделано подробное описание его плавания. «Перипл Ганнона» в IV веке до н. э. перевели на греческий язык. Эта греческая запись плавания карфагенского моряка дошла до наших дней, хотя и в неполном виде.
«Обиженными» Ж. Верном оказались не только древние землепроходцы.
Плохое знакомство европейских историков с арабскими источниками фактически поставило вне науки открытия блестящих мусульманских географов, многие из которых провели долгие годы в странствиях как по миру ислама, так и за его пределами. Верн упоминает только Ибн-Баттуту, да еще Сулеймана из Басры, личность далеко не самую выдающуюся. Странное дело! Еще в начале XVIII века появился французский перевод «Тысячи и одной ночи», где видное место занимает чудеснейшее сказание о Синдбаде-Мореходе. Но даже этот факт не натолкнул писателя с недюжинной фантазией на размышления об истинной роли арабов в освоении водных путей планеты. Арабские навигаторы изучили не только Персидский залив, Красное и Аравийское моря — они плавали далеко на юг вдоль восточного побережья Африки, избороздили всю северную часть Индийского океана, совершая на парусниках смелые рейсы в Индию и Малакку, в индонезийские и филиппинские моря. У Ж. Верна мы не раз сталкиваемся с упоминанием об арабских мореходах, но… только между прочим, в рассказах о деяниях завоевателей-европейцев. А ведь арабы составили подробную лоцию освоенных акваторий Индийского океана; выявленные ими закономерности в режиме ветров и океанических течений активно использовались европейскими мореплавателями. Достаточно упомянуть Ахмеда ибн Маджида, лоцмана Васко да Гамы, проведшего португальскую экспедицию кратчайшим и наиболее безопасным путем от берегов Африки к побережью Индостана[8].
[4] О транспортировке по Нилу в XVI веке до н. э. целого каменного здания сообщает Геродот, один из источников Верна.