«На палубе было сейчас два человека; один стоял на носу, наблюдая за ходом судна, а другой находился на корме, за рулем, и, насколько я мог судить по положению солнца, держал курс на северо-восток.
Первый был тот самый человек, в котором я еще вчера, когда он взбирался на берег бухты Блек-Рок, признал одного из двух субъектов, шпионивших за мной на Лонг-стрит. Второй был его вчерашний спутник: это он нес фонарь, когда они направлялись в лесок.
Я тщетно искал глазами третьего, того, кого они назвали вчера "капитаном".
Все поймут, как велико было мое желание встретиться с создателем этой диковинной машины, с командиром "Грозного", с человеком, заинтересовавшим и взволновавшим весь мир, с дерзким изобретателем, не побоявшимся бросить вызов всему человечеству и провозгласить себя Властелином мира!
Я подошел к человеку, стоявшему на носу, и после минутного молчания спросил у него:
— Где капитан?
Он взглянул на меня из-под полуопущенных век, словно не поняв моего вопроса, — но ведь я сам слышал накануне, как он говорил по-английски. Впрочем, он, по-видимому, ничуть не встревожился, увидав меня на палубе, и, повернувшись ко мне спиной, продолжал свои наблюдения.
Тогда я прошел на корму, решив обратиться с тем же вопросом к рулевому, но тот решительно отстранил меня рукой и тоже ничего не ответил.
Итак, мне оставалось одно — ждать появления человека, который так "приветливо" встретил меня и моих спутников револьверными пулями в тот момент, когда мы пытались притянуть "Грозный" канатом к берегу.
Я мог теперь рассмотреть на досуге внешнее устройство аппарата, уносившего меня неведомо куда.
Палуба и борта судна были сделаны из неизвестного мне металла. В центре, под приподнятой крышкой люка, виднелось помещение, где равномерно и почти бесшумно работали машины. Как я уже сказал, ни мачт, ни снастей на судне не было. Не было даже флагштока на корме. Возле носа возвышалась верхушка перископа, позволявшего "Грозному" ориентироваться под водой.
К бокам судна были пригнаны дощатые приспособления вроде тех, какие бывают на некоторых голландских галиотах: назначение их было мне непонятно.
На носу находилась крышка другого люка, который, видимо, вел в каюту, где в свободное время отдыхали эти два матроса.
Такой же люк на корме вел, очевидно, в каюту капитана, который все еще не показывался.
Крышки всех этих люков благодаря резиновым прокладкам прилегали герметически, так что во время подводного плавания вода не могла просочиться внутрь.
Что касается двигателя, сообщавшего аппарату такую изумительную скорость, то я не видел его; не видел и гребного винта, пропеллера или турбины. Я заметил только, что эта быстроходная лодка оставляла за кормой длинную плоскую струю. Необыкновенно узкий обвод судна позволял ему уклоняться от напора волн даже и во время шторма…»
Впрочем, у Джона Строка была возможность рассмотреть аппарат Робура и на суше.
«Этот аппарат имел форму веретена, причем к носу он заострялся сильнее, чем к корме, корпус был сделан из алюминия, а крылья — из неизвестного материала. Он стоял на четырех колесах, диаметром в два фута, с толстыми шинами, которые обеспечивали плавность движения при любой скорости. Спицы колес расширялись в виде лопаток и, вероятно, способствовали ускорению хода на воде и под водой, а главный двигатель состоял из двух турбин Парсонса, расположенных продольно по обе стороны киля. Движимые с огромной скоростью винты, врезаясь в воду, вызывали перемещение аппарата в воде, и я даже спрашивал себя, не придают ли они ему и поступательное движение в атмосфере. Как бы то ни было, но аппарат держался и передвигался в воздухе благодаря своим широким крыльям, которые, когда машина бездействовала, были прижаты к бокам, словно рыбьи плавники. Стало быть, изобретатель применил тут известный принцип "тяжелее воздуха", позволявший ему передвигаться в воздушном пространстве быстрее самых могучих птиц. Что же до силы, приводившей в действие все части этого сложного механизма, то, повторяю, — этой силой могло быть только электричество…»
Конечно, такая машина могла изменить мир.
Прекрасные возможности для развития необыкновенного сюжета, но…
Жюль Верн устал. Он уже не ищет новых ходов. Он просто «комбинирует».
55
«Успехи науки не должны обгонять совершенствования нравов».
56
На вопрос корреспондента немецкого журнала «Неделя», каких, собственно, открытий можно ожидать в ближайшее время от деятелей мировой науки, Жюль Верн ответил: «Самых разных! Самых невероятных! Я убежден, что многие открытия будут сделаны на глазах еще нынешнего поколения. Ведь знания ученых о силах природы, в особенности об электричестве, находятся пока в зачаточном состоянии. В будущем, когда мы вырвем у природы большинство ее тайн, чудеса, которые сейчас описывают романисты, покажутся нам простыми…»