Вход в подземное царство начинался в жерле вулкана Снеффельс.
Переходы по запутанным подземным галереям, слабо освещенным неверным и тусклым сиянием электричества, которым насыщен был тяжелый воздух пещер. Каждому озеру, каждому ручейку, каждой подземной долине неистовый профессор, конечно, давал название. Это шло от самого Жюля Верна. Всю жизнь он любил так или иначе обозначать увиденные им предметы — статистика и систематика были его страстью.
Спутники профессора Лиденброка с изумлением и ужасом взирали на невиданные загадочные заросли, на гигантских доисторических чудовищ, давно вымерших на поверхности Земли. Под землей путешественники встречали даже человекоподобных гигантов (возможно, наших предков), пасущих на берегах мрачного моря стада огромных, видимо, одомашненных мастодонтов. (Кстати, эту деталь — одомашненные доисторические животные — позже прекрасно использует Артур Конан Дойл в замечательном романе «Затерянный мир».)
«Тут были белые грибы вышиной от тридцати до сорока футов, с шляпками соответствующего диаметра! Они росли здесь тысячами. Ни один луч света не проникал в их густую тень, полный мрак царил под куполами, прижавшимися тесно один к другому, подобно круглым крышам африканских селений…»
А странные физические явления!
«Шар, бело-лазоревый, величиной с десятидюймовую бомбу, медленно перекатывается с одного места на другое, вскакивает на мешок с провизией, снова тихонько соскальзывает, подпрыгивает, чуть не задевает ящик с порохом. О ужас! Мы сейчас взлетим на воздух! Нет, сверкающий диск катится дальше: приближается к Гансу, который от него глаз не отрывает, затем к дядюшке; тот бросается на колени, чтобы увернуться от шара; потом ко мне — мертвенно-бледному и дрожащему от нестерпимого блеска. Шар вертится около моей ноги, он все намагнитил — приборы, инструменты, оружие начинают перемещаться и со звоном ударяются друг о друга; гвозди на моих башмаках плотно пристали к железной пластине, вставленной в дерево…»
А гигантские пальмы! А рощи древовидных папоротников!
Мир, в который попали путешественники, поистине необыкновенен!
«Яркий свет ослепил меня. Глаза, привыкшие к темноте, невольно закрылись! Когда я снова смог их открыть, я был скорее озадачен, чем поражен.
— Море! — вскричал я.
— Да, — ответил дядюшка. — Море Лиденброка, и я надеюсь, что ни один мореплаватель не будет оспаривать у меня честь этого открытия и мое право назвать его моим именем.
Водная гладь простиралась перед нашими взорами, сливаясь с горизонтом.
Сильно изрезанный песчаный берег озера или моря, о который плескались волны, был усеян мелкими раковинами, вместилищами живых организмов первичной формации. Волны разбивались о берег с гулким рокотом, свойственным замкнутым пространствам. Легкая пена на гребнях волн взлетала от дуновения ветерка, и брызги попадали мне в лицо. На этом плоском берегу, в ста туазах от воды, теснились отроги первобытного горного кряжа — огромные скалы, которые, расширяясь, вздымались на неизмеримую высоту. Прорезая берег острыми ребрами, эти скалы выступали далеко в море, о них с ревом разбивались волны. Вдали грозно вздымалась подобная же громада утесов, резко вырисовывавшаяся на туманном фоне горизонта. То был настоящий океан, с причудливыми очертаниями берегов, но берегов пустынных и внушающих ужас своей дикостью. Я мог далеко окинуть взглядом эту морскую ширь, потому что какое-то особенное сияние освещало все окрест до малейшей подробности. То не был солнечный свет, с его ослепительным снопом лучей и великолепным сиянием, и небледный и неверный свет ночного светила, отраженный и призрачный. Нет! Сила этого светоча, его рассеянное холодное сияние, прозрачная белизна, его низкая температура, его яркость, превосходившая яркость лунного света, — все это с несомненностью говорило о его электрическом происхождении. В нем было нечто от северного сияния, от явления космического порядка; свет этот проникал во все уголки пещеры, которая могла бы вместить в себя целый океан.
Свод пещеры, если хотите, каменное небо, как бы затянутое тучами, образовавшимися из водяных паров, грозило через несколько дней обрушиться на скалы проливным дождем. Я полагал, что при столь сильном атмосферическом давлении испарения воды не могло быть, а между тем благодаря еще неизвестной мне физической причине густые тучи собирались в воздухе.