В Англии между Мидлтоном и Лидсом уверенно ходят паровозы Бленкистона—Муррея с двухцилиндровыми двигателями…
Скоропечатная машина Кенига забрасывает мир газетами…
Изобретатель Шапсель навсегда отменил огниво, изобретя серные спички…
Датский физик Эрстед открыл алюминий…
Смельчаки катаются по улицам Парижа на «беговой машине» Драйса…
Открыта электромагнитная индукция, работают первые гидротурбины. Английский естествоиспытатель Чарлз Дарвин говорит странные вещи об изменении всех живых существ на Земле. Телеграфный аппарат Морзе позволяет посылать сообщения на большие расстояния. Художник Луи Дагер получил прекрасные фотоизображения на специальных пластинках. Построен и работает синхронный электродвигатель переменного тока. В редакциях и издательствах появились первые пишущие машинки. В типографиях — наборные машины Минье. А еще — индукционная катушка… конвертер… газовый двигатель внутреннего сгорания… самодвижущаяся мина…
24
В мирное время (кровопролитные войны, потрясавшие Европу и Северную Америку, несколько приутихли) потеряли работу тысячи занятых прежде специалистов. Среди них опытные моряки, саперы, артиллеристы.
Чем им заняться?
К чему приложить руки?
Морякам работу можно найти, саперам тоже.
А вот артиллеристы? Чем занять в мирное время их?
«Пушечный клуб»! Вот идея. Следует создать «Пушечный клуб»!
И пусть этот клуб функционирует не во Франции (это слишком близко), а где-нибудь за океаном — в Америке, скажем, в Балтиморе. Там, в Америке, отставных военных сейчас так много, что уже через месяц новый клуб будет насчитывать тысячи действительных членов и десятки тысяч членов-корреспондентов. Тем более что правила приема в «Пушечный клуб» будут несложны: просто кандидат на вступление изобретает новые или совершенствует уже имеющиеся орудия.
«Легко представить размах американской изобретательности, — писал в новом романе Жюль Верн. — Орудия, совершенствуясь, начали принимать колоссальные размеры, а снаряды стали перелетать через все мыслимые расстояния, нередко разрывая в клочки обычных безобидных прохожих. Все эти изобретения скоро оставили далеко позади скромные по своим размерам европейские орудия. Вот цифры. Прежде, "в доброе старое время" ядро в тридцать шесть фунтов весом могло прострелить на расстоянии трехсот футов лишь тридцать шесть лошадей, поставленных поперек его пути, или шестьдесят восемь человек, если случай их выстраивал в таком порядке. Ах эта младенческая пора артиллерийского искусства! С тех пор снаряды научились летать гораздо дальше. Например, пушка Родмена била на расстояние семи миль, и ее ядро, весом в полтонны, могло "скосить" сразу сто пятьдесят лошадей и триста человек. В недавно созданном "Пушечном клубе" был даже возбужден вопрос — не произвести ли в действительности этот опыт? Но если лошади, может, и согласились бы подвергнуться подобному испытанию, то среди людей, к сожалению, охотников не нашлось…»
«Все эти орудия были чудовищно смертоносны. При каждом выстреле сражавшиеся падали целыми рядами, как колосья под ударами косы. Каким жалким по сравнению с такого рода снарядами показалось бы нам ядро, сразившее в 1587 году в битве при Кутра сразу двадцать пять человек, или ядро, убившее в 1758 году при Цорндорфе одним выстрелом сорок пехотинцев. Что значили наполеоновские пушки,убийственный огонь которых решил судьбу сражений при Иене и Аустерлице? Все это лишь цветочки! В битве при Геттисберге конический снаряд, выпущенный из нарезной пушки, разом уложил сто семьдесят три южанина, а при переправе через реку Потомак один родменовский снаряд отправил в лучший мир двести пятнадцать южан. Следует также упомянуть об огромной мортире, изобретенной Дж. Т. Мастоном, выдающимся членом и непременным секретарем "Пушечного клуба"; действие этой мортиры оказалось крайне губительным: при ее испытании оказались убитыми триста тридцать семь человек; правда, все они погибли от взрыва самой мортиры…»
Не удивительно, что больше всех переживал именно Дж. Т. Мастон.
«Как? — постоянно печалился он. — Неужели мы состаримся и умрем, так и не посвятив последние годы своей жизни усовершенствованию мощных огнестрельных орудий? Неужели нам больше не представится случая испытать дальнобойность наших пушек и чужие небеса не озарятся огнем наших залпов? Неужели никогда не возникнут международные осложнения, которые позволят Америке срочно объявить войну какой-нибудь заморской державе? Неужели, к примеру (следует помнить, что это говорит американец. — Г.П.), эти нервные французы не потопят ни одного нашего корабля? И неужели строптивые англичане при их несносном характере ни разу больше не нарушат международного права, — ну, скажем, не вздернут по какому-нибудь торжественному случаю трех-четырех наших земляков?»