— У меня свои лошади, мэтр, — соврал Жюль, — то есть, я хотел сказать, что…
— Все знаю, — рассмеялся Дюма, — откройте вон ту дверцу, возьмите бутылку с белой этикеткой и дайте её вашему кучеру. Люблю! Однако тридцать восемь шестого! Пьер! Оливье! Валентина! Сюда!
Вошёл слуга.
— Скажите гостям, что они могут делать все, что им вздумается. Я захворал. Я иду спать. До свидания, Жюль Верн! Пишите, если вам хочется писать! Не пишите, если вам писать не хочется! Что касается меня, то я к вашим услугам. Вторник и пятница с полудня до трёх. Перчатки и фрак необязательны. Дайте, я вас поцелую!
Жюль вошёл в широкие объятья Дюма, как в жарко натопленный дом. Дюма поцеловал Жюля, похлопал по спине, дёрнул за мочку уха и приказал слуге:
— Проводите месье до его коляски!
Барнаво спал, свернувшись калачиком и накрывшись полостью. Было очень темно, очень холодно. Жюль разбудил своего друга, и тот забрался на козлы. Щёлкнул бич. Коляска поехала.
— Жду отчёта, — сонным голосом произнёс Барнаво. — Выиграл или проиграл?
— При своих, как мне кажется, — ответил Жюль. — Вези меня побыстрее, Барнаво! Дьявольски болит голова. Подробности дома. К подробностям — вот эта бутылка.
Барнаво щёлкнул бичом дважды, и лошади понесли.
Глава четвёртая
Статьи и параграфы
Жюль решил: теперь я буду писать, писать и писать. Днём учиться, вечером писать.
Казалось бы, чего лучше: связи есть, способностями природа не обидела, досуга достаточно, здоровье крепкое. Жюль улыбался, вспоминая слова Арпентиньи относительно того, что именно делают таланты, здоровье, вкус и терпение. Жюль знакомился с биографиями известных деятелей литературы и науки и в каждой биографии читал о терпении и таланте, о преимуществе вкуса и хорошего здоровья. Странно, почти все великие люди, за исключением очень немногих, были недолговечны, то есть рано умирали. Редко кому из них посчастливилось прожить свыше пятидесяти лет, в то время как люди, не занимавшиеся ни литературой, ни наукой, жили и восемьдесят и даже девяносто лет.
На будущее своё Жюль смотрел без тревоги. Происходило это, конечно, от хорошего здоровья прежде всего. Немалое значение оказывало на такой взгляд и знакомство с Дюма, который покровительственно отнёсся к студенту, мечтающему посвятить себя литературе. Этот студент был влюблён в Дюма, но весьма критически и порою неодобрительно отзывался о его романах. Диккенса Жюль любил больше, сильнее, — Дюма, в конце концов, представлял собою сладкое блюдо, без которого можно и обойтись. Диккенс — это хлеб, без него не проживёшь. Учиться, правда, следует у всех и каждого, кое-что необходимо взять и от Дюма. Что касается Гюго…
— О, Гюго! — восхищённо говорил Жюль и себе самому, и Дюма, и своим приятелям. — Это борец, деятель, у него есть убеждения, вера в человека, прогресс, лучшее будущее. Гюго — самый большой, самый великий писатель современной Франции, и кто знает, что он сделает ещё! Он тревожит меня, заставляет мыслить, критически смотреть на окружающее…
— Во Франции победила буржуазия, она теперь начнёт закреплять свой успех во всех областях, — сказал как-то незнакомый Жюлю человек в рабочей блузе. Он пил дешёвое вино и ни с кем не хотел соглашаться. — Победитель всегда хорошо платит тому, кто ему служит, — продолжал незнакомец. — Я, например, пишу стихи и рассказы, но их нигде не принимают, не печатают. Почему?
— Очевидно, потому, что вы плохо пишете, — заметил кто-то из слушателей. — Возможно, не обижайтесь, вы бездарны.
— Бездарным у нас сегодня называют того, кто критикует существующий строй, — с жаром проговорил незнакомец и презрительно посмотрел на собеседников. — Почему так гневается Гюго? Потому, что он против наших порядков, они ему не нравятся, он хочет лучшего строя, лучших порядков.
— Воспевайте существующий строй, и вас напечатают, — посоветовал кто-то. — Найдите что-нибудь хорошее и сегодня, — разве ничего нет?
— Для рабочего человека нет ничего хорошего, — отозвался незнакомец. — Студент, — обратился он к Жюлю, — не хотите ли выпить со мною?
— Возьмите его себе в соавторы, — хихикнул кто-то в дальнем углу кабачка.
— Этот студент внимательно слушает меня, следовательно, он учится не только в Сорбонне, — не обращая внимания на реплику, продолжал незнакомец. — Пейте, студент, — сказал он, размашисто чокаясь с Жюлем.
— За что же мы выпьем? — спросил Жюль.
— Мы выпьем за человека, — ответил незнакомец. — За того человека, который всегда смотрит вперёд, за человека, не желающего служить реакции и произволу!
— За министра финансов и внутренних дел, — подсказал чей-то юный бас.
— Я вижу, вам хочется выпить за короля, который снова вернулся во Францию, — проговорил незнакомец. — Вы всем довольны, и вам на всё наплевать, благополучный буржуа! Нет, — он ударил кулаком по столу, — мы должны выпить за будущее, которое немыслимо без длительной борьбы с министрами финансов и королями, — и он в два глотка осушил свой бокал. — Хорошо! — Он с улыбкой посмотрел на Жюля. — Вы умеете слушать, студент! Слушайте, прислушивайтесь, не ошибитесь!
Он привстал и хлопнул Жюля по спине широкой ладонью.
— Учитесь, студент, только учитесь не напрасно, учитесь для того, чтобы потом служить человечеству!
— О, как пышно! — заметил кто-то, — Совсем во вкусе Гюго!
— Дурак! — сказал Жюль и вместе с незнакомцем вышел из кабачка. Он так и не узнал имени этого человека, видимо, это был простой парижский рабочий, смелый, умный человек, каких становится все больше и больше.
Об этой встрече Жюль рассказал своей хозяйке.
— У меня в прошлом году жил такой же, — отозвалась она. — Потом за ним пришли и увезли в тюрьму. Он жил рядом с вами.
— А кто живёт сейчас? — спросил Жюль. — Там, за стеной, всегда тихо и только иногда кто-то чихает и кашляет или напевает вполголоса. Кто там живёт?
— Странный человек, я даже не знаю, как его назвать. Он служит на фабрике, где приготовляют духи и румяна. Подумайте, — вдруг оживилась хозяйка, — флакон духов какой-нибудь фиалки или розы стоит столько же, сколько и готовая воскресная блузка!
— Странно, что я ещё ни разу не видел моего соседа, — произнёс Жюль. — Он химик?
— Не знаю. Он уходит в семь, домой возвращается в девять. Не спит до часу. Все свои деньги тратит на книги. Он интересует вас?
— Очень, — ответил Жюль. — Я обожаю чудаков, — это самые интересные люди!
Он решил познакомиться со своим соседом. Однажды вечером, готовясь к зачётам, он услыхал за стеной кашель. «Пойду и познакомлюсь», — сказал Жюль и постучал в соседнюю дверь. Ему разрешили войти, предварительно спросив, кто и зачем.
— Ваш сосед, студент, ему очень скучно одному, — ответил Жюль и переступил порог.
Первое, что он увидел, были книги. Они стояли на полках, лежали на подоконнике, на столе и даже на полу. На маленьком столике подле кровати тускло поблескивали пустые флаконы из-под духов, воронки и пестик со ступкой. В комнате пахло табаком и тем особым запахом, какой бывает в помещениях, где много книг.
— Садитесь, — услыхал Жюль приятный старческий голос. — Чем могу служить?
Жюль огляделся — никого.
— Я здесь, простите, что не могу встать. Ложитесь рядом со мною, здесь чисто.
В углу за кроватью лежал на животе низенький человек лет пятидесяти, лысый, с короткими седыми усами. На нём был синий халат. Жюль улёгся рядом с соседом, представился ему. Сосед ответил:
— Очень приятно. Я Анри Блуа. Смотрите, что делается.
На полу перед самым носом Жюля медленно растекалась маленькая лужица. Блуа провёл по ней стеклянной палочкой, лужица сразу же приняла бледно-зелёный цвет, и на мгновенье остро запахло чем-то парфюмерным. Жюль смотрел на лужицу и на Блуа. Вот и познакомился! Лежишь на полу, смотришь на какой-то фокус, ничего не понять, но очень забавно. Блуа спросил: