— Ваша надежда плюс ещё одна надежда, — заикаясь от волнения, произнесла вдова.
— Любовь с одной стороны и любовь с другой, — пробормотал Жюль, в последний раз мысленно прощаясь со своей холостой комнатой и всеми своими привычками.
— Любовь, основанная на уважении, — подчеркнула вдова. — Следует позвать девочек, они могут подумать…
— Как раз то, что есть на самом деле, — шепнул Жюль на ушко вдове. — Можно? — спросил он и, как всегда в таких случаях бывает, ответное «да» получил две секунды спустя после того, как поцеловал мадам Морель. Затем началось обсуждение самого ближайшего будущего. Жюль откровенно сказал, что сейчас он беден и не в состоянии создать ни комфорта, ни уюта, не говоря уже о вполне обеспеченной жизни, но — на этом Жюль настаивал и готов был поклясться, — он надеется на то, что его дарование в будущем поможет ему встать на ноги и нарядить надежды в шёлк, атлас и бархат. Что касается вопросов сердечных, то…
— Я полюбил вас сразу, то есть истинно и навек, — признался Жюль. — Что такое любовь? Никто до сих пор точно не определил её. Я не поэт, не философ. По-моему, любовь — это такое содружество, когда мечты одного совпадают с мечтами другого, когда деятельность моя по душе вам, а ваше участие… Одним словом, я не знаю, что такое любовь, ибо сам уже люблю и боюсь вернуться в Париж без вас. Я весь наполнен вами, образ ваш не покидает меня. Я придумываю имена, которыми буду называть вас, — впрочем, имена эти уже придуманы, мне остаётся только выбрать самое лучшее. Слушайте! Ориноко, Ява, Онтарио, Аргентина, Колумбия, Бразилия…
— Вы ещё назовите меня Географией, — рассмеялась вдова.
— Да, я назову вас Географией! Чудесное имя! Вы хмуритесь… Это мне нравится, я люблю людей требовательных.
— А я — рассудительных. К вам у меня тот род любви, который называется уважением плюс желание не расставаться как можно дольше. Но вот мои девочки…
— Наши девочки, — поправил Жюль. — О, как я буду трудиться! Вы увидите, — я чувствую в себе такие силы… Позвольте, я подниму вас!
Вдова не успела сказать «не надо», как Жюль поднял её на полметра от земли, поддержал с четверть минуты и прошептал:
— Да обнимите же меня! Мне тяжело!..
На этом кончилось первое действие импровизированной феерии. Начались обычные в таких случаях визиты к родным и близким невесты, просьбы «руки и сердца», длинные письма отцу и матери в Нант, хлопоты и суета, счастливое бытие влюблённых…
Пьер Верн прислал письмо, написанное слогом юриста и отредактированное чувствами отца. Пьер Верн поздравлял сына и спрашивал, на какие средства думает он жить, имея жену, двоих детей и… «Надеюсь, ты позаботишься и о третьем», — писал отец, незамедлительно после этого уступая место юристу: «Дочери мадам Морель ни в коем случае не дают мне права называть их моими внучками». Далее следовал недлинный перечень трудов и дней Пьера Верна. «Юриста из тебя не вышло, — заканчивал он. — Писательское ремесло очень плохо кормит и холостых, не говоря уже о женатых. Желаю тебе счастья и умения нести бремя супружества. От всего сердца обнимаю твою Онорину…».
Десятого января 1857 года в Амьенском кафедральном соборе состоялось бракосочетание Жюля Верна с Онориной Морель.
«Старуха Ленорман что-то напутала, — говорил себе Барнаво, когда до него дошла весть о женитьбе Жюля. — Старик получает отставку, он лишается права советовать, воздействовать и стоять у штурвала. Тут что-то не так, или всё идёт так, как надо для счастья моего мальчика. Мне кажется, что тот Барнаво, который руководил поступками мадам Морель, сильнее и мудрее того, который в конце концов оказался в роли человека, опускающего занавес… Счастливая мадам Морель! Дай боже счастья моему мальчику! „Высокочтимый Жюль Верн, — напишу я ему, — скажите, что мне делать? Первый раз в жизни старый Барнаво серьёзно встревожен, впервые он эгоистически думает о самом себе…"
Глава семнадцатая
Мечтать и трудиться, трудиться и мечтать!
Пьер Верн прислал Жюлю две тысячи франков. Пьер Шевалье в качестве свадебного подарка преподнёс кресло, в котором Жюль сидел в его кабинете. Онорина призналась мужу, что у неё имеются сбережения — небольшие, но их хватит на первое время.
— Я мечтаю о путешествиях, — сказала она как-то Жюлю. — А что, если ты от какой-нибудь газеты поедешь в Англию или Америку?
— Мечтаю об этом, — ответил Жюль. — Ради этого я тружусь с утра до поздней ночи. Аристид помогает мне.
— Музыка не в состоянии помочь литературе, скорее наоборот, — рассудительно проговорила Онорина.
— Боги взаимно служат друг другу, — сказал Жюль.
— И остаются на своих местах, в то время как простые смертные разгуливают по палубе океанского парохода, — уже назидательно добавила Онорина.
— Будем мечтать, дорогая моя. Мечты сбываются, когда основанием их является труд.
Мечты Жюля и Онорины сбылись в форме необычайной. Иньяр от имени своего брата предложил Жюлю место на пароходе, отплывавшем в Шотландию.
— Хочешь? — спросил Иньяр.
— О! — воскликнул Жюль, опасаясь, что Аристид хлопнет его по плечу и скажет: «Я пошутил…»
Иньяр не шутил.
— Сколько мест? — спросил Жюль. — У меня жена, дети.
— Одно место. Каюта…
— А жена? А девочки?
— Жена и девочки остаются дома. Путешествие необходимо тебе, а не им. С них довольно театра, игрушек и книг. Ты непременно должен ехать. Довольно ловить зайцев в бассейне для рыб! Думая о себе, ты тем самым думаешь о своей семье. Ты ствол дерева, они ветки.
— Ого! — одобрительно сказал Жюль. — Кто научил тебя этой премудрости?
— Жизнь, — ответил Иньяр. — Я становлюсь стар, а старость любит прописные истины. Итак, ты едешь. Плывёшь. Запасайся бумагой и карандашами.
Прошло несколько дней, и Жюль познакомился с очень интересным человеком. Он и до этого слыхал о нём, знал его имя, имел в виду именно его, когда писал рассказ о воздушном путешествии… Знакомство с этим человеком произошло неожиданно и просто. Жюль встретил приятеля Гедо — инженера-кораблестроителя Корманвиля — и пригласил его к себе на обед.
— Я женился, — сказал Жюль; ему ещё не наскучило оповещать об этом своих знакомых.
— Поздравляю, — почтительно произнёс Корманвиль, человек сорока лет, высокого роста, уже седой и сутулый.
— Я женился, — повторил Жюль, — а потому и веду нормальный образ жизни: ежедневно обедаю, на моих сорочках каждая дюжина петель имеет столько же пуговиц, меня любят, ухаживают за мною, допускают, что в будущем я стану знаменитым, и верят, что я уже и сейчас чем-то отличаюсь от простых смертных. Короче говоря — я счастлив. Идёмте ко мне обедать. Цветная капуста, много мяса, кабачки, мадера и вместо одного Барнаво я имею двух. С этим новым Барнаво, по имени Онорина, вы и познакомитесь.
Насвистывая вальс из оперетты Иньяра, Жюль повёл кораблестроителя к себе.
— Мне сильно везёт, — без умолку говорил Жюль, размахивая тростью, — судьба милостиво окружает меня людьми интересными, умными, сердечными. Я знаком с лучшими людьми Франции. Теперь судьба послала вас, месье Корманвиль. Мы будем обедать, а потом вы расскажете о себе, о ваших поездках, о России. Возможно, придёт Барнаво. Этот человек столь же необходим обеду, как соль и перец…
Жюля ожидал гость. Высокого роста, с пышной шевелюрой и маленькими весёлыми усикавш человек сидел в качалке против Онорины и что-то смеясь рассказывал. Онорина поминутно восклицала:
— И не боялись? Под самыми облаками?
— И даже над ними, мадам, — басил пышноволосый. Он встал, как только в комнату вошёл Жюль, вытянулся и, ожидая, когда представят, правую руку держал наготове для пожатия.
— Познакомься, Жюль, — сказала Онорина. — Это Феликс Турнашон, он же Надар.
Жюль пробормотал: «Очень рад», — представил в свою очередь Корманвиля и вместе с ним устроился на диване, во все глаза разглядывая гостя.