– Однако, – возразила я, – разве догма о бессмертии души не утешает бедных и несчастных? Пусть это иллюзия, но разве она не успокаивает и не радует? Разве не благо, если человек поверит в то, что он переживет и себя и свои скорби и когда-нибудь в небесах вкусит блаженство, которое заказано ему в этом мире?
– Честно говоря, – отвечала Дельбена, – я не думаю, что желание утешить кучку болванов и неудачников может оправдать поголовное отравление мозгов миллионов уважаемых людей; помимо того, разве можно искажать истину ради чьего-то блага или желания? Так будь мужественна и смирись с судьбой, которая предписывает, что ты, вместе со всеми остальными, будешь брошена обратно в тигель Природы и вскоре возродишься снова в какой-то иной форме, ибо ничто не исчезает бесследно во чреве этой матери человечества. Составляющие нас элементы вначале разлагаются, затем соединяются заново уже по-другому, в иных сочетаниях, как тот вечнозеленый лавр, что растет на могиле Вергилия. И теперь я спрошу вас, тупых верующих, разве эта разумнейшая трансмиграция хуже вашей альтернативы рая или ада. Нас всех вдохновляет мысль о рае, но мало кто думает с восторгом об аде, между тем идиоты-христиане твердят, что для спасения требуется милость, которую Бог обещал немногим! Очень утешительная мысль! Кто из вас но предпочел бы исчезнуть без следа, чем вечно гореть в огне? Кто тогда осмелится спорить, что освобождение от этого страха Б тысячу раз гуманнее, чем томительное ожидание милостей от Бога, раздающего их только небольшой кучке своих закадычных приятелей и обрекающего всех прочих на вечные муки! Только фанатизм или безумие могут заставить отвергнуть ясную и надежную перспективу и броситься в объятия другой, где царит неуверенность, доходящая до отчаяния.
– А что же будет со мной? – спросила я, – Я так боюсь, этой темноты, меня страшит это вечное небытие.
– Скажи мне, пожалуйста, кем ты была до рождения? – усмехнулась моя блестящая собеседница. – Кусочком неорганизованной материи без всякой определенной формы или, в крайнем случае, лишенным той формы, которую ты могла бы запомнить. Так вот, ты снова обратишься в те же самые или подобные им кусочки материи, ты станешь сырьем, из которого выйдут новые существа, и это произойдет самым естественным образом. Тебе будет приятно? Нет. Может быть, ты будешь страдать? Тоже нет. Чем является человек, который жертвует всеми своими удовольствиями в обмен на уверенность в том, что никогда не будешь испытывать боли? Чем был бы человек, если бы отказался от такой сделки? Инертной бесчувственной массой. А чем он станет после смерти? Той же самой массой. Тогда что толку дрожать от страха, если закон Природы недвусмысленно обрекает тебя на то самое состояние, которое ты бы с восторгом приняла, если бы имела возможность выбирать? Скажи, Жюльетта, разве ты существовала до начала века? Нет, и факт этот не приводит тебя в отчаяние. Может быть, есть более веская причина сокрушаться о том, что ты перестанешь существовать до скончания века? О, ля, ля! Успокойся, голубка моя: смерть страшит только наше воображение, создавшее проклятую догму о загробной жизни.
Душа, или, если хочешь, активный принцип, который оживляет, формирует нас и движет нами, есть не что иное, как облагороженная до некоторой степени материя, и в результате этого она приобретает свойства, которые приводят нас в изумление. Разумеется, не всякая часть этой материи способна на такое превращение, но за счет сочетания с другими частями, образующими наше тело, материя достигает столь высокой степени развития; это можно сравнить с искрой, которая становится пламенем, когда попадает в маслянистые или другие горючие материалы. В конце концов, душу можно рассматривать двояким образом: как активный принцип и как принцип мыслящий, и в том и в другом случае можно доказать её материальность при помощи двух неопровержимых силлогизмов. Первый: активный принцип предполагает деление, так как сердце после умирания тела довольно долгое время продолжает работать, продолжает биться, то есть материально то. что способно к делению. Душа, рассматриваемая как активный принцип, делима и, следовательно, материальна. Второй: все, что подвержено структурному разложению, материально, я то, что духовно, разлагаться не может: состояние души связано с телом, душа слаба в юном теле и дряхлеет в старом, словом, испытывает телесное воздействие, однако все, что структурно разлагается, является материальным: душа увядает, значит, и она материальна.