После этих слов комнату заволокло густое облако. Дюран впала в транс, начала выкрикивать непонятные слова и судорожно дергаться, освобождаясь от последних одежд, скрывавших ее обольстительное тело. Облако рассеялось, и она пришла в себя. В воздухе остался смешанный запах амбры и серы. Нам вернули одежду, и когда мы оделись, гадалка спросила, какие яды нас интересуют.
– Ваше предсказание просто убило меня, – сердито сказала Клервиль. – Подумать только: умереть через пять лет!
– Кто может знать? Возможно вы сумеете избежать этого, – философски заметила Дюран. – Я сказала то, что увидела в вашей судьбе, а мои глаза меня иногда подводят.
– Дайте мне хотя бы надежду, иначе есть от чего прийти в отчаяние, – сказала Клервиль. – А может быть, вы ошиблись совсем в другую сторону, и мне остается жить одну неделю? Но будь, что будет: сколько бы времени мне не оставалось, я употреблю его на злодейство. А теперь, мадам, поторопитесь и покажите свой товар; кроме того, позвольте взглянуть на смертоносные растения в вашем саду, а заодно объясните нам их свойства. Мы отберем то, что нам подходит, и расплатимся с вами.
– Я должна получить еще двадцать пять золотых, – сказала колдунья, – это будет платой за показ, а потом вы заплатите за каждое выбранное снадобье отдельно, так как у каждого своя цена. Если вам захочется испытать их, вы можете сделать это прямо здесь; эти две девочки в вашем распоряжении, а если их недостаточно, я могу, по пятьдесят золотых за штуку, доставить сюда столько мужчин, сколько вы пожелаете.
– Вы просто прелесть, мадам, – воскликнула я, бросаясь ей на шею. – Я так рада, что мы обратились к вам, и уверена, что вы также не пожалеете об этом.
Снимая с полок склянку за склянкой, она показывала нам возбуждающие средства и любовные эликсиры, средства, усиливающие менструацию, электуарии[113] и составы, ослабляющие половое влечение. Мы выбрали большое количество упакованных снадобий, среди них немало испанских мушек, пузырьков с настойкой женьшеня и чудодейственным соком из Японии, за который, по причине его редкости и необыкновенных свойств, Дюран взяла с нас по десять луидоров за каждый пузырек граммов по тридцать.
– Добавьте мне еще несколько больших флаконов этого сока, – попросила Клервиль, – чтобы его хватило на целую армию мужчин.
– Теперь перейдем к ядам, – сказала хозяйка. – Иногда приятно потрудиться над увеличением рода человеческого, но чаще всего мы получаем удовольствие от его уменьшения.
– Как вы можете говорить об этих взаимоисключающих деяниях таким одинаково равнодушным тоном, – с упреком заметила я, – ведь первое ужасно, а второе диктуется Небом, и мы берем эти зелья не для увеличения народонаселения, а для того, чтобы возбудить свою похоть; что же до потомства, мы его ненавидим и для борьбы с ним покупаем все остальное.
– Поцелуйте меня, – неожиданно произнесла Дюран. – Я обожаю женщин вашего типа; чем лучше мы узнаем друг друга, тем лучше будет для меня и для вас.
Ядов мы набрали в неимоверном количестве, и каждый сопровождался подробнейшей инструкцией и входил в соответствующую категорию. Прежде всего Дюран обратила наше внимание на порошок, где главным компонентом служила засушенная болотная жаба, и мы услышали о его свойствах столько удивительного, что принялись умолять колдунью испытать его прямо на месте.
– Охотно, – кивнула она. – Выбирайте жертву.
Мы указали на одну из девочек, и Дюран спросила, не желаем ли мы отравить ее в то время, когда ее будет насиловать мужчина. Разумеется, мы с радостью согласились. Дюран дернула за сонетку, и тут же перед нами появился высокий субъект лет пятидесяти – худющий, мертвенно-бледный, весь какой-то дерганый и одетый чрезвычайно неопрятно и неряшливо.
– По-моему, это тот самый, что развлекался с нами сегодня, – шепнула я своей спутнице.
Клервиль молча кивнула, не спуская с него глаз.
– Альзамор, – обратилась к вошедшему Дюран, – эту девочку надо лишить девственности, а наши гостьи в это время лишат ее кое-чего посущественнее посредством порошка. Ты в состоянии сделать это?
– Давайте сюда девочку, – мрачно ответил Альзамор. – Я сделаю все, что смогу.
– Что это за человек? – вполголоса спросила я у Дюран.
– Это старый сильф[114], – ответила она, – и посредством волшебного заговора я могу заставить его исчезнуть. Может быть, вы хотите увидеть, как это происходит?
– Разумеется.
Дюран пробормотала несколько тарабарских слов, и на том месте, где стоял Альзамор, осталось только облако серого дыма.
– А теперь верните нашего сильфа, – попросила Клервиль.
Снова послышались непонятные слова, – и новое густое облако вернуло Альзамора обратно. Теперь у сильфа была изумительная эрекция, и с членом наперевес он подошел к девочке. Он весьма искусно и вместе с тем яростно приступил к делу и менее чем за две минуты разорвал девственную плеву и забрызгал кровью всю комнату. В тот же момент Клервиль влила в рот ребенка зелье, растворенное в мясном бульоне, и маленькая несчастная душа скоро вылетела из тела. Конвульсии начались моментально. Когда они достигли апогея, Альзамор овладел ею сзади; ее стоны и вопли стали громче, вид ее был ужасен. Через шесть минут она лишилась чувств, и сильф придержал свое извержение до тех пор, пока худенькое тельце не перестало биться. Одним словом, страдания жертвы были неописуемы; насильник при этом издавал утробные, не похожие на человеческие, звуки, и его экстаз окончательно убедил нас в том, что именно этот субъект совокуплялся с нами некоторое время назад. Снова колдунья произнесла какую-то тарабарщину, и Альзамор исчез, с ним вместе исчезла и жертва.
После этого Дюран продолжила демонстрацию своих товаров и, показывая нам яды следующей категории, объяснила:
– А вот это пепел сожженного мяса «энгри», разновидности эфиопского тигра: действие этого порошка медленное и ужасное и, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы любопытные дамы увидели его здесь же.
– С удовольствием, – оживилась Клервиль, – только испытаем его на мужчине.
– Какого возраста вы желаете?
– Лет восемнадцати-двадцати.
В мгновение ока в комнате появился юноша приятной наружности, прекрасного сложения, с превосходным членом, однако в лице его наблюдались признаки недавних лишений, и у нас не осталось сомнений относительно среды, в которой наша ведьма выбирала свои жертвы.
– Не хотите ли побаловаться с ним для начала?
– Непременно, – заявила я, – если и вы присоединитесь к нам. Мне кажется, он сумеет, ублажить всех троих.
– Что я слышу! Вы хотите посмотреть, как я сношаюсь?
– Решительно хотим.
– Но у меня зверский темперамент, который ужаснет вас.
– Вздор! – процедила Клервиль, прижимая ее к себе. – Покажи все, на что ты способна, стерва! Ведь ты такая же, как и мы, поэтому давайте начнем поскорее.
И Клервиль без промедления бросилась на юношу и принялась возбуждать его. А я, ослепленная прелестями мадам Дюран, глазами, руками, языком ласкала каждую частичку этого божественного тела. Оно поражало изысканной симметрией и роскошным совершенством, никогда я не видела такой упругой, такой ослепительной, такой отзывчивой на прикосновение плоти; никогда не встречала таких гладких и округлых ягодиц и грудей, излучавших столько энергии. А какой клитор я ласкала! Ах, этот клитор, этот утес, горделиво и торжествующе возвышавшийся посреди густой, нежной, манящей к себе растительности. Признаться, едва увидев это чудо, я преисполнилась неодолимым влечением к этой женщине и уже обхватила клитор губами, когда Клервиль, крепко держа юношу, как за поводок, за конец члена, оттолкнула меня и приготовилась вставить вздувшийся орган во влагалище нашей обворожительной чародейки, однако та ужасным криком выразила свое негодование.
– Зачем вы требуете от меня невозможного? Я терпеть не могу сношаться во влагалище, неужели вы принимаете меня за дешевую потаскуху?
Она сильной рукой оттолкнула юношу, перевернулась на живот и подставила ему зад. Клервиль примерилась, одним толчком направила член в нужное место, и он без всякой подготовки, целиком погрузился в этот удивительный анус с такой легкостью, словно забрался в самую просторную вагину. После чего гадалка начала извиваться и выделывать невероятнейшие сладострастные курбеты. Мы с Клервиль добавляли масла в этот священный огонь, массируя, щекоча, лаская языком, целуя и обсасывая ее влажное от выступившего пота тело в самых разных местах и употребляя для этого все свое искусство. Я ни разу не видала ничего более сладострастного, чем поведение этой женщины, ни разу не слышала таких мерзких и яростных ругательств и бессвязных выкриков, сопровождавших ее телодвижения и вызванных бешеной страстью. Приближаясь к кульминации, она вцепилась в наши ягодицы руками и зубами, а когда добралась до потаенного отверстия, мне показалось, что в меня проник мужской член – настолько был твердым и длинным ее язык, да к тому же негодница, в довершение всего, смачно плюнула в мой анус.