В один миг мы все сбросили с себя, и мои губы отправились путешествовать по ее телу. Должна признать, что будь Дюран моложе, она не вызвала бы во мне такого интереса. С годами мои вкусы становились все более извращенными, и Природа понемногу приоткрывала мне двери в мир таких ощущений, которые были мне неведомы в молодости. Жаркие ласки этой женщины, похожие на мощные приливы сладострастия, разожгли пожар в моем теле, а искусство и умение моей партнерши не поддается описанию. Только тогда я поняла, как сластолюбивы бывают увядающие распутницы, закаленные в горниле злодейства и порока, как безгранична бывает их извращенная похоть.
А вы, безразличные и лишенные вдохновения недотроги, невыносимые создания, не смеющие даже дотронуться до органа, который вонзается в ваше тело, стыдящиеся ответить оргазмом на оргазм, обратите внимание на мои слова, извлеките из них урок, и пусть мадам Дюран послужит для вас примером.
После первых взаимных ласк Дюран, которая чувствовала себя много свободнее, когда с нами не было Клервиль, поведала мне свои похоти и попросила снисходительно отнестись к ним. Она встала передо мной на колени, а я, по ее просьбе, взяла ее за волосы и стала грубо и повелительно тереться о ее нос то влагалищем, то анусом, потом ерзала задом по ее лицу и мочилась на него. После этого била ее кулаками, попирала ногами и до крови отстегала розгами. Когда она от моих ударов свалилась на пол, я нырнула головой между ее ног и четверть часа сосала ей вагину, одной рукой массируя анус, другой – соски; потом, когда она достаточно возбудилась, Дюран содомировала меня своим клитором и одновременно ласкала пальцами мой хоботок.
– Прости, что я так много потребовала от тебя, Жюльетта, – смиренно сказала блудница, закончив свою программу, – но ты ведь знаешь, до чего доводит нас пресыщение.
– После тридцатипятилетнего либертинажа женщина не должна стыдиться своих вкусов, – отвечала я, – в любом случае они заслуживают уважения, ибо диктуются Природой, причем лучшие яз них – те, которые доставляют нам наибольшее удовольствие.
После этих слов я взялась за дело всерьез и довела ее до того, что она едва не скончалась от блаженства. Мне не с чем сравнить сладострастную агонию мадам Дюран; я никогда не видела, чтобы женщина извергалась с такой силой; она не только выстреливала сперму, как это делают мужчины, но она сопровождала эякуляцию такими громкими стонами, такими мерзкими ругательствами, спазмы ее были настолько сильные, что в эти мгновения ее состояние можно было принять за приступ эпилепсии. Кроме того, она мне прочистила задний проход не хуже мужчины, по крайней мере доставила мне не меньшее удовольствие!
– Ну и как ты себя чувствуешь? – спросила она, поднимаясь на ноги.
– Клянусь влагалищем! – вскричала я. – Ты неподражаема, ты – средоточие похотливости, твои страсти едва не спалили меня, и теперь сделай со мной все то, что я проделала с тобой.
– Что?! Ты хочешь, чтобы я тебя била?
– Бей меня, бей!
– И унижала? И топтала?
– Скорее – я жду.
– Хочешь, чтобы я мочилась тебе в рот?
– Ну конечно, любовь моя; торопись, мое извержение близится.
Дюран, более опытная в подобных забавах, нежели я, действовала с таким несравненным мастерством, что я изверглась в тот самый момент, когда ее страстный язык погрузился в мое влагалище.
– О, как ты сладко кончаешь, сердце мое! – нежно проворковала она. – С каким восторгом отвечаешь на ласки! Теперь я знаю что мы прекрасно заживем вдвоем.
– Не стану отрицать, Дюран, что ты потрясла все мои чувства, и я безмерно счастлива, что встретила такую женщину. Мы с тобой будем властительницами Вселенной, вдвоем мы покорим саму Природу. Ах, какие мерзости, какие преступления мы совершим, дорогая моя Дюран!
– А ты не жалеешь о Клервиль?
– Как я могу жалеть о ком-то, если у меня есть ты?
– Но что, если я выдумала всю эту историю только для того, чтобы устранить соперницу?
– Тогда это было бы редчайшее на свете злодейство!
– Но если я его совершила?
– Так ведь сама Клервиль сказала мне, что ты предложила отравить меня за две тысячи золотых монет.
– Я знала, что она передаст тебе эти слова, и нисколько не сомневалась в том, что ты ей не поверишь и поймешь это как неуклюжую хитрость с ее стороны и как сигнал к тому, что настало время сделать то, что я хотела, чтобы ты сделала.
– Почему ты хотела, чтобы это сделала я? Разве сама ты не могла убить ее?
– Мне было очень важно, чтобы моя соперница погибла от твоей руки – без этого мое удовольствие было бы неполным.
– Ты – страшная женщина! Но погоди, ведь она была не в себе в тот день, когда мы были у тебя в гостях, она даже не смогла насладиться твоими лакеями; мне кажется, она сделала тебе какой-то знак…
– Я нарочно создала такую обстановку и точно рассчитала, что это на тебя подействует, что ее беспокойное поведение насторожит тебя и сделает ее виновной в твоих глазах. Когда же я предлагала ей отравить тебя за две тысячи золотых, я заронила в нее подозрение, что подобное предложение я могу сделать и тебе. Вот чем объясняется ее предупреждающий жест – она боялась оставить нас вдвоем, а ее нервозность оказала на тебя именно тот эффект, на который я рассчитывала. Таким образом два часа спустя Клервиль была мертва.