– А что, если я вас столкну туда? – спросил развратный дипломат. – Как вы думаете, что случится?
– Ничего страшного, если там постелены мягкие матрацы.
– Ха! Ха! Там внизу ад, суки, а не матрацы; это вход в Тартар. Сразу после этих слов снизу выплеснулись языки пламени, и мы отпрянули в сторону.
– Значит это наша могила, ваша светлость?
– Несомненно, ибо ваша участь написана на ваших задницах. – И он начал жадно целовать и щипать их, в особенности приглянулся ему зад моей юной спутницы, который он кусал и колол длинной иглой. Несмотря на это, он не обнаруживал никаких признаков эрекции, даже после того, как по его команде я стала изо всех сил дергать и массировать его фаллос. – Черт побери! – услышала я и увидела, как распутник обхватил девочку за талию и приподнял ее. – Черт побери! Какое наслаждение – бросить эту тварь в огонь.
Угроза тут же была приведена в исполнение, и в этот самый момент я почувствовала дрожь его члена.
– Ласкай! – заорал он. – Ласкай! Ласкай меня, подлая шлюха! – Он, как заведенный, выкрикивал эти слова, не спуская обезумевших глаз с пламени, бушевавшего внизу.
Потом, почувствовав приближавшееся извержение, схватил кинжал и полез в яму прикончить жертву, чей истошный вопль скоро возвестил о ее смерти. Больше я посланника не видела; со мной расплатилась старая женщина, которая посоветовала мне держать язык за зубами, и на этом моя миссия закончилась.
Как-то раз мы с Дюран выразили удивление по поводу того, что среди наших посетителей до сих пор нет женщин, и на следующий же день получили приглашение синьоры Дзанетти, одной из самых богатых и развратных дам в Венеции. Эта величественная женщина тридцати пяти лет от роду являла собой средоточие плоти, увековеченной римлянами в классических скульптурах. Это была живая Венера, вобравшая в себя все прелести великой богини.
– Я видела вас в церкви Санта Мария делла Салюте, – начала красавица, ласково глядя на меня. – Вы, конечно, зашли туда в поисках предметов вожделения, ибо умные люди ходят в такие места только с распутными намерениями. У нас таков обычай: церкви служат чем-то вроде публичных домов… А вы очень прелестны, мой ангел; скажите, вы любите женщин?
– Разве можно быть равнодушной к созданиям, подобным вам?
– Ну, это говорит ваша французская галантность: за десять лет, прожитых в Париже, я достаточно изучила этот жаргон. А теперь ответьте честно: любите вы женщин или нет и желаете ли побаловаться со мной?
– Как вы можете в этом сомневаться? – укоризненно заметила я и, чтобы придать больше веса своим словам, обхватила за шею прекрасную венецианку, проникла языком в ее свежий ротик и несколько минут щекотала его.
– Ах, мой ангел, вы просто прелесть, – проговорила она, нежно поглаживая мне грудь, – я проведу восхитительные мгновения в ваших объятиях,
Мы поужинали, и наше первое свидание увенчали самые сладострастные и самые пикантные утехи. Будучи невероятно распутной, Дзанетти обладала особым даром доставлять удовольствие женщине: мало кто ласкал меня за всю мою жизнь с таким несравненным искусством и с таким результатом. Когда мы изверглись по пять или шесть раз, когда обменялись всевозможными ласками, которые имеются в арсенале изысканного сафизма, моя наперсница заявила, что пришло время сношаться, и дернула за сонетку.
– Готовы ли наши мужчины? – спросила она вошедшую камеристку, очаровательное создание лет восемнадцати с блудливым взглядом.
– Да, госпожа; они уже начали думать, что не понадобятся синьоре нынче вечером, и очень огорчились, так как все находятся в прекрасном состоянии.
– А ты, случаем, не побаловалась с ними, распутница? – лукаво спросила венецианка.
– Да, госпожа, я поласкала двоих, но никаких оргазмов не было; синьора может проверить сама.
– Веди их сюда, негодница, я хочу предложить своей новой подруге роскошное угощение.
Розетта – так звали служанку – впустила десятерых юношей, лица и фигуры которых произвели на меня самое благоприятное впечатление. Субретка[121] и ее госпожа в мгновение ока обнажили их, и я оказалась в окружении десяти угрожающе торчащих копий, да таких внушительных, что вряд ли я смогла бы обхватить рукой самый тонкий из них.
– Ну вот, – сказала Дзанетти, которая была прекрасна: нагая, с развевающимися волосами и с покрасневшим от возбуждения лицом, – все это к вашим услугам; с какой стороны вы желаете принять эти орудия?
– Гром и молния! – воскликнула я, воодушевленная такой перспективой. – Да пусть они забираются куда угодно…
– Нет, дорогая, приятные вещи в жизни требуется заслужить, то есть по-настоящему возжелать их, поэтому для начала примите их в вагину – это возбудит вас, и только после этого вы получите остальное; впрочем, предоставьте это мне.
Розетта также разделась к этому времени; вместе с хозяйкой они привели наших атлетов в неописуемое состояние, и моя любезная подруга один за другим стала вводить члены в мое влагалище. Она делала это, прижимаясь к моим губам своим клитором, ее по очереди содомировали двое юношей, а субретка направляла член третьего в задницу того, кто совокуплялся со мной.
Ах, друзья мои, как мне описать удовольствие, полученное мною во время этой первой сцены! Когда все десятеро продемонстрировали мне мощь своих инструментов, я встала на четвереньки и подставила им зад: содомия началась без всякой подготовки; влагалище мне сосала Дзанетти, она же в каждой руке разогревала по одному члену, готовя их к проникновению. Моего содомита также содомировали, я лизала клитор Розетти, которая тем временем втирала головку очередного фаллоса в свою пушистую клумбу; таким образом я могла поочередно сосать ее вагину или орган, который она ласкала. Когда все члены побывали в моих потрохах, мы сменили позы и образовали один живой клубок: я уселась на кол одного юноши, второй овладел моим влагалищем, правой рукой я вводила третий член в зад Дзанетти, которая лежала на ком-то и принимала пятый орган в вагину. Левой рукой я оказывала такую же услугу Розетти, которую также сношали в оба отверстия; восьмой юноша содомировал моего содомита, девятый орган был во рту у Розетти, последний совершал оральный акт со мной.