Я увела его в небольшую комнату, где Дюран с помощью Лау-ренции приготовила новую сцену, которую я сейчас вам опишу.
Эта комната была украшена наподобие тех храмов, где древние римляне праздновали свои сатурналии в старые добрые времена, и наш гость увидел девять сладострастных картин, составленных из живых людей.
Первая изображала красивого мужчину средних лет с вздыбленным членом, прижавшегося к заду юноши, которого ласкал маленький мальчик-педераст.
Во второй ласкали друг друга сорокалетняя женщина и две юных девушки.
В третьей мускулистый атлет совокуплялся сзади с прелестной знойной негритянкой и сосал влагалище не менее прелестной белокожей женщины.
Четвертая картина представляла молодую мать, которая порола свою дочь, и ее в свою очередь порол мрачного вида мужчина.
Рядом другой мужчина содомировал маленького теленка, то же самое проделывал с ним огромный пес.
Дальше отец избивал розгами собственную дочь, привязанную к столбу, и сам получал порку от красивой женщины.
Седьмая картина представляла собой группу из десяти девушек, облизывавших друг другу влагалище.
В восьмой десять юношей содомировали друг друга, образовав живое замкнутое кольцо.
Наконец последняя композиция состояла из нескольких мужчин, которые содомировали шлюх с дебильными или изъеденными сифилисом лицами и одновременно обсасывали влагалища дряхлых женщин, возрастом не менее шестидесяти лет, а маленькие дети целовали им задницы.
Посреди этого великолепия стояли две рослые матроны и держали за руку шестерых малолетних девочек, прелестных как херувимы, предназначенных в жертву нашему клиенту. Со всех сторон слышались негромкие крики и стоны то ли удовольствия, то ли боли, свист бичей и розог и хлесткие удары. Все присутствующие были обнажены, все являли собой образ грязной похоти в самых разных ее проявлениях. Лампы, в которых горело ароматное масло, создавали приятное освещение и распространяли по всей комнате возбуждающий, щекочущий ноздри запах; одним словом, Корнаро оказался в одном из самых величественных храмов, посвященных похоти.
Наш гость не спеша обошел комнату в сопровождении неотступно следовавших за ним двух содомитов и двух женщин, вооруженных розгами, и все четверо по очереди возбуждали ему седалище. Он останавливался то там, то сям: щипал кого-то за соски, теребил кому-то нижние губки и, раздвинув их, заглядывал внутрь, раздавал тумаки и пинки. Он был похож на тигра, попавшего в овчарню.
– Прекрасно, – наконец сказал он, – теперь пора перейти к делу, я держусь из последних сил. Но я хочу развлекаться публично, и пусть удовольствия сопровождаются ужасами, которые помогут изливаться моей сперме. Приготовьте полдюжины девиц и столько же молодых мужчин – самых стеснительных и благопристойных из тех, что у вас есть, и я обещаю вам потрясающий спектакль.
Я быстро отобрала актеров, каких он требовал, и мы гурьбой вошли в комнату, где нас ожидало несчастное семейство. Корнаро окружила толпа девиц, и он пообещал немедленную смерть каждой, кто не выдержит предстоящего зрелища: лишится чувств или хотя бы расплачется. Злодей начал с матери: он подвесил ее за ноги к потолку, в результате чего она задохнулась под тяжестью собственного плода; вломился в маленькую заднюю норку самой прелестной из дочерей, заставив сестренку держать ее, потом, взяв плотницкую пилу, медленно отрезал ребенку голову во время акта содомии. Монстр нарочно не спешил и растянул ужасающую операцию на целый час, в продолжение которого три юные зрительницы упали в обморок.
– Запомни их, – бросил мне Корнаро, – я займусь ими позже.
Когда маленькая головка отвалилась, злодей принялся за следующего члена семьи и до тех пор, пока не разворотил потроха последнего из детей, пока не перепилил шею последнему, он не сбросил свою кипящую сперму, которая делала его столь жестоким и безжалостным. До того, как наступил конец спектакля, еще три девушки лишились чувств, а все остальные плакали, не пытаясь даже скрыть слез. Что же касается до матери, она уже не дышала; в жуткой тишине забрызганной кровью комнаты стоял наш гость, исчадие ада или воплощение зла – как хотите – и оглядывал чудовищные дела своих рук.
– Что такое, дорогой друг! – возмущенно заговорила я, подходя к преступнику и дергая его за обмякший орган. – Неужели вы собираетесь оставить этих тварей безнаказанными после того, как приговорили их к смерти за непослушание?
– Нет, конечно, – тяжело вздохнул он, – но я просто чертовски устал, мне нужен отдых…
Отчаявшись добиться от него каких-либо действий, я подала ему чашку горячего бульона, и он ушел, заплатив сто тысяч франков за доставленное удовольствие.
После Корнаро другой незабываемой посетительницей нашего заведения была одна венецианка высокого происхождения, чрезвычайно богатая и очень известная своим распутством. Сильвия, сорокапятилетняя дама, высокая, статная, превосходно сложенная, обладательница прекраснейших в мире глаз, три дня провела в нашем доме.
– Дорогие мои, – заявила она, – меня переполняют соки, от которых я могу освободиться только ценой отвратительных поступков. Для начала, – продолжала эта современная Мессалина, – я хочу, чтобы вы продали меня какому-нибудь развратнику с необычными вкусами, который проведет меня по самым мерзким клоакам порока и бесстыдства.
– У меня уже есть такой, я думаю, он вам подойдет. Однако, синьора, он непременно захочет обращаться с вами как с самой последней шлюхой и может причинить вам боль.
– Ах, милочка, это то, что требуется; мне жутко хочется стать жертвой такого человека… А что он будет делать после побоев?
– После хорошей взбучки он заставит вас массировать мужские органы на его лице, потом вам пососут вагину, а в заключение он подвергнет вас содомии.
– Великолепно! Я давно мечтала об этом. Давайте приступим прямо сейчас, а позже я объясню вам, чем должны завершиться мои утехи.
Я привела ей обещанного клиента. Так совпало, что ему хотелось развлечься именно с такой женщиной, как Сильвия, и он был несказанно рад, когда увидел ее. Оставшись наедине, наши актеры не замедлили приступить к делу, а я, находясь за стеной, небрежно развалившись посреди служанок, которые усердно ласкали меня спереди и сзади, не пропустила ни одной подробности. Дорсини начал с того, что несколькими сильными пинками наградил величественный зад, быстро перешел к рукоприкладству и выдал Сильвии серию хлестких пощечин, присовокупив к ним десяток ударов кулаком, и все это происходило в таком стремительном темпе, что изумленная аристократка только моргала глазами; но я должна заметить, что в ее глазах не было ничего, кроме удовольствия. Град ударов сменился длинной тирадой площадной брани: редкую женщину оскорбляли и унижали так, как Дорсини свою партнершу.