– Настал твой черед сношаться, Жюльетта, – хрипло произнес он, когда закончилась очередная сцена.
Я пребывала в состоянии ужасного возбуждения, и все мое тело в тот момент жаждало только совокупления. Оба головореза зажали меня с двух сторон: один вломился в мое влагалище, второй пристроился в задней пещерке; Нуарсей переходил от одного к другому, по очереди содомировал их, а проститутки нещадно пороли его. Увидев, что мое продолжительное извержение подошло к концу, злодей указал палачам на Фонтанж и сказал:
– Делайте с ней, что хотите, лишь бы она страдала как можно сильнее, пока вы развлекаетесь с ней.
Разбойники за одну минуту с таким усердием обработали девочку, что она снова потеряла сознание.
– Погодите, – засуетился Нуарсей, – не могу же я упустить такой момент.
Пока он содомировал несчастную нашу жертву, я удивила его неожиданным всплеском жестокости: посредством скальпеля я ловко вырвала правый глаз своей подопечной. Этот чудовищный поступок переполнил чашу терпения Нуарсея, к тому же настолько сильной была болевая реакция Фонтанж, настолько судорожно сжались все ее мышцы, что развратник сбросил свое семя в самых недрах ее прямой кишки.
– Теперь пойдем со мной, моя драгоценная, – заявил он и потащил изувеченную девушку, которая едва держалась на ногах, в соседнюю комнату. Я последовала за ними.
– Смотри, – он ткнул пальцем в стол, на котором грудой лежали золотые монеты – пятьсот тысяч франков, принадлежавшие несчастной девушке, – смотри на свое приданое; мы оставили тебе один глаз, чтобы ты могла лицезреть это богатство, чтобы почувствовала себя еще несчастнее, ибо эти деньги не твои. Знай, стерва, что я мечтаю увидеть, как ты сдохнешь в нищете, я сделаю так, что ты никогда не сможешь пожаловаться на свою судьбу, после того, как мы отпустим тебя на свободу. Потрогай, – продолжал он, подталкивая ее к столу, – потрогай эти сверкающие кружочки, это золото, оно твое, но ты никогда его не получишь. Пощупай его, шлюха, я хочу, чтобы ты ощутила его в своих пальчиках; ну вот, а теперь эти бесполезные органы тебе больше не нужны, – С этими словами монстр положил обе руки на чурбаки для разделки мяса, крепко привязал их и совершил с ней третий, на сей раз последний, акт содомии, во время которого я большим топором отрубила ей кисти… Затем, не мешкая, остановила кровь и перевязала обрубки. После чего, продолжая содомию, монстр своими руками раскрыл жертве рот, заставил высунуть Язык, я ухватила его щипцами, вытащила еще больше и отрезала… Операция завершилась тем, что я выколола оставшийся глаз, и Нуарсея потряс чудовищной силы оргазм.
– Прекрасно, – с удовлетворением заметил он, извлекая свой орган, потом набросил на мелко дрожавшее тело накидку из грубой холстины и прибавил: – Теперь мы уверены, что она не сможет писать, будет слепа как крот и никогда никому не скажет ни единого слова.
Мы вывели ее за ворота и вытолкнули за ограду.
– Ступай, ищи себе пропитание, – сказал Нуарсей, на прощанье наградив ее пинком. – Мысль об участи, которая тебя ожидает, доставляет нам еще большее удовольствие, чем мы получили бы от твоего убийства; убирайся, стерва, броди по миру и обвиняй своих палачей, если сумеешь.
– Да, но ведь она сможет слышать вопросы любопытных, – заметила я, – уши-то у нее остались.
– В самом деле, – спохватился жестокий Нуарсей. – Тогда это надо исправить. – И он кончиком ножа проткнул оба ее уха.
Когда мы вернулись в зал, наш распутник обвел глазами присутствующих, и его взгляд задержался на девушках.
– А ну-ка, помогите мне, негодницы, я только что потерял много сил, надо восстановить их… Возбудите хорошенько этих содомитов, пусть они прочешут мне задницу. Я чувствую в себе неодолимую потребность творить зло.
Нуарсея взяли в кольцо, со всех сторон его окружили ягодицы и торчавшие члены, вся компания начала ласкать и возбуждать его всеми мыслимыми способами.
Когда его инструмент зашевелился, он громко крикнул:
– Послушай, Жюльетта, я хочу твою дочь.
И не оставив мне времени опомниться и ответить, негодяй бросился на девочку и с невероятной быстротой овладел ею. Моя бедная Марианна истошно закричала, и этот крик возвестил о том, какую ужасную боль она испытывает.
– Великие боги, что вы делаете, Нуарсей!
– Сношаю в задницу твою дочь. Это должно было случиться рано или поздно, не так ли? По-моему, лучше, если цветок невинности сорвет твой близкий друг, а не посторонний.
Безжалостно разворотив детские внутренности, он вытащил свой залитый кровью член, дрожавший от сдерживаемой ярости, и бросив убийственный взгляд на проституток, объявил о своем желании принести одну из них в жертву. Обреченная девушка, которую он выбрал, обняла его колени, напрасно пытаясь умилостивить злодея; ее привязали к верхушке раздвижной лестницы, Нуарсей опустился в кресло в двух метрах от нее и взял в руку свободный конец веревки. Теодора и Лаис, встав на колени, занялись его органом, яичками и седалищем; оба каннибала на его глазах совокуплялись со мной, вторую проститутку подвесили к столбу вниз головой, оставив дожидаться решения своей участи. Двадцать раз монстр дергал за веревку, двадцать раз жертва с грохотом падала на пол, каждый раз ее поднимали и водружали на место, и чудовищная забава не закончилась до тех пор, пока девушка не переломала себе ноги и не разбила череп. Ужасы еще сильнее подогрели распутника, и он распорядился завязать глаза висевшей проститутке, а каждый из нас должен был подходить к ней по очереди и терзать ее тело. Пытка, сказал он, прекратится только тогда, когда жертва сумеет угадать имя своего очередного мучителя; но она* скоро захлебнулась собственной кровью, так и не назвав правильно никого из тех, кто заставлял ее жестоко страдать. По моему совету обеих несчастных, в которых еще теплились последние искорки жизни, подвесили в трубе над камином, где они быстро обуглились, а может быть, еще раньше задохнулись от дыма. Нуарсей совершенно опьянел от похоти; он, как безумный, рыскал глазами по салону, в них я прочла смертный приговор всем пятерым, еще оставшимся в его распоряжении. Это были обе мои лесбиянки, моя дочь и два его сына. Все говорило за то, что со всеми ними будет покончено сразу, в один и тот же момент.
– О, великие боги злодейства! – возопил он. – Снимите с меня узду, дайте мне сотворить зло, достойное вас! Я не прошу у вас сил делать добро, но неужели вы не можете дать мне сверхчеловеческие способности к преступлениям? Эй вы, дикие небесные псы, дайте мне в руки вашу молнию, дайте мне ее хотя бы на один момент, и когда я уничтожу всех жителей этой поганой планеты, вы увидите, как вскипает ярость в моих чреслах, и вашим собственным огненным копьем поражу ваше мерзкое, подлое сердце.