«Если бы не я, если бы не мое вероломство и коварство, он ни за что не додумался бы до таких ужасов, и я — их единственная причина», — так думала я, и эта сладостная мысль заставила меня содрогнуться от оргазма. Моберти же продолжал свое ужасное занятие; продолжал, как безумный, целовать в губы полумертвую женщину, стараясь не упустить ни одного спазма предсмертной агонии своей любовницы, которую он когда-то боготворил. Он перевернул ее, изувечил ей заднюю часть и заставил меня вливать расплавленный воск в раны; наконец пришел в неописуемое неистовство, оттолкнул меня, разорвал на куски предмет своей страсти и разбросал останки по всей комнате.
Потом, опьяненный нестихающим гневом и похотью, он принялся за двух оставшихся в живых жертв. Он взмахнул лапой и вырвал плод из чрева матери, еще один взмах — и девочка превратилась в окровавленный кусок мяса. После этого маньяк стрелой ворвался в мой зад и там, вместе со своим проклятым семенем, сбросил жажду убийства, которая ставила его вровень с самыми опасными хищниками на земле…
И мы поспешили обратно в Венецию, обещав друг другу встретиться при первой возможности и обсудить последние детали сотрудничества, к которому у меня с самого начала не было никакого желания.
Я провела бессонную ночь. Одни боги знают, как я извивалась и стонала от удовольствия в объятиях своих служанок, вспоминая чудовищные преступления, которыми запятнала себя. В ту ночь я поняла, что среди наслаждений, которые предлагает нам жизнь, ни одно не может сравниться с убийством; что если эта страсть проторила путь в человеческое сердце, изгнать ее оттуда невозможно. Поистине, ничто, абсолютно ничто в мире не сравнится с жаждой кровопролития. Стоит один раз утолить ее, и с этой минуты ваша жизнь будет немыслима без жертвоприношений.
Однако ни за что на свете я бы не согласилась на предложение Моберти, ибо, как я уже говорила, оно таило в себе опасностей неизмеримо больше, нежели выгод; твердо решившись отказаться, я рассказала обо всем Дюран, которая одобрила мое решение, прибавив, что развратный разбойник через три месяца поступит со мной точно так же, как поступил с Дзанетти. Когда появился его гонец, я захлопнула перед ним дверь, и больше никогда не видела Моберти.
Однажды Дюран пригласила меня к себе, где меня ожидала незнакомая женщина, воспылавшая ко мне страстным желанием: надо признать, что больше впечатления я всегда производила на женщин, чем на мужчин, — факт, возможно, несколько необычный, но вполне для меня естественный. Синьора Дзатта, вдова крупного судейского чиновника, лет, наверное, пятидесяти, все еще не утратила свою былую красоту, а с годами приобрела бешеную страсть к женскому полу. Не успела эта лесбиянка взглянуть на меня, как тут же начала приступ настолько яростный, что скоро лишила меня всякой возможности сопротивляться.
Мы поужинали вдвоем, и когда подали десерт, опьяневшая Мессалина бросилась ко мне и сорвала с меня все одежды. Дзатта относилась к тем извращенным женщинам, которые, обладая мудрыми и оригинальными мыслями, тянутся к своему полу не столько по причине врожденной наклонности, сколько из развращенности, и ищут скорее не настоящих удовольствий, а возможности удовлетворить свои похотливые капризы. Она вела себя как истый мужчина, ее умелые пальчики заставили меня испытать шесть оргазмов подряд, которые уместнее было бы назвать одной сплошной эякуляцией, продолжавшейся два долгих часа. Придя в себя, я вздумала попенять ей за ее поведение, которое я нашла довольно странным, но она защищала свои вкусы с такой же ловкостью, с какой удовлетворяла их. Она без труда доказала, что извращение, которому она предается, доставляет ей больше удовольствия, чем любое другое, и прибавила, что всегда доводит свою манию до логического завершения и что никогда не извергалась с таким самозабвением, как в минуты утоления своих прихотей.
Она возжелала других девушек, и Дюран быстро нашла семь юных созданий; Дзатта обласкала их всех, потом извлекла из своих широких юбок искусственный инструмент, подобных которому я никогда не видела. Дело в том, что он имел четыре торчавших в разные стороны стержня, один из них синьора Дзатта вставила в свой зад и начала содомировать меня вторым. Мы стали спиной друг к другу и два оставшихся, загнутых вверх конца погрузили в свои влагалища. На колени перед нами опустились две девушки, чьей обязанностью было сосать нам клитор и орудовать этим необыкновенным приспособлением. Пятеро других девушек оставались незанятыми: двоим дали в руки розги и заставили их пороть тех, которые стояли на коленях, еще двое встали на стулья так, чтобы мы могли облизывать им вагину, пятой поручили следить за порядком. Насытившись ласками, Дзатта захотела отплатить нашим экзекуторшам. Мы выпороли их самым немилосердным образом несмотря на громкие жалобы и крики; мы били их до тех пор, пока новый поток семени не утолил нашу ярость. После этого неутомимая злодейка возбудилась еще сильнее и предложила мне провести ночь в ее постели, где мы до утра предавались самым изощренным утехам. Пожалуй, искуснее всего моя новая наперсница лизала задний проход: ее гибкий и в то же время твердый язык творил настоящие чудеса, и ни один палец не мог бы сравниться с ним.
Досадная заминка, случившаяся с нехваткой женского персонала, заставила-таки Дюран согласиться на мое давнее и настойчивое предложение. Мы наняли еще двоих очаровательных девиц и договорились еще с несколькими десятками о том, что они будут готовы в любое время дня и ночи прийти нам на помощь.
Извращения, которым мы были свидетелями, извращения, которым предавались в нашем доме клиенты обоего пола, множились с каждым днем. Несмотря на мой немалый опыт в подобных делах я продолжала учиться и признаюсь, до тех пор даже не предполагала, что человеческое воображение способно дойти до таких высот развращенности и злодейства. То, что я видела своими глазами, не поддается описанию; если выразить это одним словом, я увидела бездонную пропасть ужасов и мерзостей, в которую увлекает человека либертинаж. Я поняла, насколько страшен и опасен может быть человек, обуянный страстью, и могу со знанием дела утверждать, что самые жестокие и самые дикие звери никогда не доходят до столь чудовищных поступков. Влияние, которым мы пользовались, спокойная обстановка, безупречный порядок, беспрекословное повиновение прислуги, исключительная легкость, с какой посетитель получал все средства предаваться мыслимому и даже немыслимому разврату — все это вдохновляло стыдливого человека, все это воспламеняло пыл человека опытного, и любой посетитель мог быть уверенным, что мы .разожжем, поддержим и удовлетворим любые страсти, какими бы фантастическими они ни были и каких бы крайностей они ни достигали.
Итак, друзья мои, я говорила прежде и хочу сказать еще раз: если вы хотите узнать человека по-настоящему, вы должны понаблюдать его поведение в минуты страсти, ибо только тогда можно философски понять и оценить его характер, обнажающийся всецело, во всех самых сокровенных проявлениях; только увидев человека в эти интимные минуты, можно предсказать последствия порывов его души.
Мы старались обходиться без убийств, однако настолько многочисленны были приверженцы этой прихоти, настолько часто к нам обращались с подобными просьбами, и люди с такой щедростью готовы были платить за это, что нам пришлось установить цену за удовлетворение этой, в общем-то вполне естественной страсти кровожадного человечества. За тысячу цехинов вы получали в нашем доме право совершить смертоубийство любым доступным вашему воображению способом, выбирая любую жертву — юношу или девушку, мальчика или девочку.
Чтобы самим наслаждаться развлечениями гостей и стимулировать тем самым свое воображение, мы с Дюран устроили для себя наблюдательный пункт в тайном алькове, откуда, оставаясь невидимыми, мы могли видеть все, что происходит в будуарах, и надо признать, что эти зрелища были поистине бесценными в смысле поучительности. Если гости не смущались нашим присутствием, мы выходили из укромного алькова и с удовольствием присоединялись к сладострастным оргиям безудержного разврата. Благодаря моему возрасту и моей внешности меня часто предпочитали нашим наемным предметам наслаждения, и в таких случаях, если, конечно, мне нравился клиент, я без раздумий проституировала собою. Наши гости нередко требовали услуг Дюран, чему способствовали ее необыкновенные вкусы, странные прихоти, склонность к преступлениям и ее прелести, хотя последние уже находились в стадии увядания. А случалось, что нас приглашали вдвоем, и.. одним богам известно, что творилось тогда в будуаре!