Так изъяснялся господин де Брессак, восхваляя свои вкусы. Разумеется, Жюстина даже не пыталась говорить ему о добропорядочной даме, которой он был обязан своим появлением на свет, и о страданиях, которые должны доставлять ей столь распутное поведение: с некоторых пор она не видела в этом юноше ничего, кроме презрения, насмешливости и в особенности нетерпения получить богатства, которые, по мнению Брессака, по праву принадлежали ему; не видела ничего, кроме самой глубокой ненависти к этой благочестивейшей и добродетельнейшей женщине и самой неприкрытой враждебности к тому, что глупцы называют естественными человеческими чувствами, которые при ближайшем рассмотрении оказываются лишь результатами привычки.
Стало быть правда в том, что когда человек так глубоко увязает в своих вкусах, инстинкт этого так называемого закона, необходимое продолжение самого первого безумного поступка, становится мощным толчком, который гонит его к тысячам других, еще более безрассудных.
Иногда неутолимая Жюстина употребляла религиозные средства, которыми обыкновенно утешалась сама, потому что слабости всегда свойственно довольствоваться химерами, и пыталась смягчить душу этого извращенца своими иллюзиями. Однако Брессак, яростный враг религиозных мистерий, непримиримый противник догм религии и в особенности ее создателя, вместо того, чтобы прислушаться к словам Жюстины, немедленно вставал на дыбы и обрушивал на нее свои аргументы. Он был достаточно высокого мнения об умственных способностях этой юной девушки, чтобы попробовать осветить ей путь к истине факелом философии, кроме того, ему было необходимо искоренить все ее предрассудки. Вот какими словами он бичевал божественный культ:
— Все религии исходят из ложного принципа, Жюстина, — заговорил он однажды, — все предполагают в качестве необходимой посылки признание создателя, существовать который никак не может. Вспомни в этой связи разумные речи того разбойника по имени Железное Сердце, о котором ты мне рассказывала; ничего убедительнее, чем его принципы, я не знаю и считаю его очень умным человеком, и незавидное положение, в котором он оказался по глупости людей, не отнимает у него права рассуждать здравым образом.
Если все движения природы суть результаты каких-то высших законов, если ее действие и ее реакция непременно предполагают, в качестве основной предпосылки, движение, что остается делать высшему создателю, о котором твердят люди, заинтересованные в его существовании? Вот об этом и говорил тебе твой умный наставник, милая девочка. Таким образом, чем оказываются религии, как не оковами, которыми пользуются сильнейшие, чтобы управлять слабыми? С коварными намерениями тиран заявил человеку слабому, что цепи, которые он надел на него, выкованы неким Божеством, а бедняге, сломленному нищетой, ничего не оставалось, как поверить в это. Так заслуживают ли уважения религии, рожденные обманом, и есть ли среди них хоть одна, не несущая на себе печати коварства и глупости? Что мы в них видим? Тайны, бросающие разум в дрожь, догмы, противоречащие природе, абсурдные церемонии, которые не вызывают у человека ничего, кроме презрения и отвращения. Но есть две религии, Жюстина, которые больше всего заслуживают нашей ненависти: я имею в виду те, что опираются на два идиотских романа, известных как Ветхий и Новый Заветы. Давай вспомним в общих чертах это нелепое собрание наглости, глупости и лжи, потом я буду задавать тебе вопросы, а ты, если сможешь, попробуешь на них ответить.
Прежде всего как получилось, что во времена Инквизиции тысячами сжигали на костре евреев, которые в продолжение четырех тысяч лет были любимцами Бога? Как можете вы, делающие культ из еврейского закона, уничтожать не за то, что они следуют этому закону? Почему ваш Бог оказался непоследовательным и несправедливым варваром, когда из всех народов на земле избрал маленькое еврейское племя, а потом отказался от него и предпочел ему другое племя, еще более ничтожное и низкое?
Зачем этот Бог прежде совершал столько чудес, а ныне больше не желает показать их нам, хотя мы заменили в его глазах тот бедный народец, для которого он так старался?
Как можно примирить китайскую, халдейскую, финикийскую, египетскую хронологии с хронологией евреев? И как согласуются между собой сорок разных способов, которыми комментаторы исчисляют время? Если я скажу, что эта книга продиктована Богом, мне возразят, что в таком случае этот Бог — самонадеянное невежественное существо.
То же самое можно заявить в ответ на утверждение, что Моисей писал свои законы за Иорданом. Но как это может быть, если он никогда не переходил Иордан?
Книга Исайи свидетельствует, что Бог повелел высечь сборник еврейских законов на застывшем известковом растворе, между тем как все авторы того времени знали, что тексты гравировались только на камне или на кирпичах. Впрочем, не столь это важно, и я хочу спросить, каким образом можно было сохранить написанное на застывшем растворе, и как народ, оказавшийся в пустыне без одежды и обуви, мог заниматься таким трудоемким делом?
Откуда взялись в книге, продиктованной вашим Богом, названия городов, которые никогда не существовали, заветы царей, которых евреи страшно боялись и ненавидели и которые их еще не угнетали… в конце концов, откуда такая куча противоречий? Выходит, ваш Бог не только глупое, но и очень непоследовательное существо, и я должен любить его за это.