— О сударь, — отвечала бедная, совершенно испуганная девочка, — равнодушие, которым вы наделяете природу, — это лишь плод ваших софизмов. Лучше послушайте свое сердце и вы поймете, что оно осуждает все эти ложные аргументы порока и распутства; ведь сердце, к суду которого я вас отсылаю, является святилищем, где природа, оскорбляемая вами, ожидает уважения. Если она запечатлела в нем жуткий ужас перед злодейством, которое вы замышляете, согласитесь, что оно. ей неугодно. Я знаю, что сейчас вас ослепляют ваши страсти, но как только они замолчат, угрызения совести сделают вас самым несчастным человеком. Чем чувствительнее ваша душа, тем сильнее будет мучить ее совесть. Ах сударь, прошу вас, продлите жизнь этого нежного и бесценного создания, не бросайте его в жертву своим жестоким капризам, иначе вы погибнете от отчаяния. Каждый день, каждую минуту она будет стоять перед вашими глазами — ваша дорогая матушка, которую швырнул в могилу ваш слепой гнев, вы будете слышать, как она жалобным голосом произносит те сладостные имена, которые делали радостным ваше детство; она будет будить вас ночью и терзать вашу душу во сне, она вскроет своими окровавленными пальцами раны, которые вы ей нанесли. Свет солнца померкнет для вас на земле, все ваши удовольствия будут нести на себе печать страдания, ваши мысли будут путаться у вас в голове; небесная рука, которую вы отрицаете напрочь, отомстит вам за уничтоженную жизнь и отравит ваши оставшиеся дни, и вы, так и не воспользовавшись этим злодеянием, умрете от горького сожаления о том, что посмели его совершить.
Жюстина обливалась слезами, произнося последние слова; она стояла на коленях перед своим жестоким господином, который слушал ее со смешанным чувством гнева и презрения; она умоляла его всем, что есть в нем святого, заклинала отказаться от ужасного плана и никогда больше не вспоминать о нем. Но она плохо знала монстра, с которым имела дело; она не знала — о безвинное создание! — до какой степени страсти укрепляют и закаляют порок в таких душах, какую имел Брессак; откуда ей было знать, что все чувства, внушаемые в таких случаях добродетелью, становятся в сердце злодея шипами, уколы которых с удвоенной силой подталкивают его к задуманному преступлению? Настоящий распутник обожает бесчестье, позор и упреки, которые заслуживают ему его отвратительные поступки — в этом находит радость его извращенная душа. Разве не встречаются нам люди, которые приходят в восторг от возмездия, обрушивающегося на них, которые видят в эшафоте место славы, где они гибнут с радостным чувством исполненного предназначения, вспоминая свои подлые и преступные деяния? Вот до чего доводит человека осознанная развращенность, вот каков был Брессак, который поднялся и холодно произнес:
— Теперь я вижу, что ошибся, и виню за это не вас, а себя. Впрочем, неважно: я найду другие способы, а вы много потеряете, хотя хозяйка ваша от этого ничего не выиграет.
Такая угроза вмиг изменила намерения Жюстины. Отказываясь участвовать в предстоящем преступлении, она многим рискует, а ее госпожа все равно погибнет; соглашаясь на сообщничество, она спасается от гнева Брессака и наверняка спасет маркизу. Эта мысль, промелькнувшая у нее голове наподобие молнии, заставила ее согласиться, но поскольку такой резкий поворот непременно насторожил бы хозяина, она некоторое время изображала происходившую в ней борьбу и тем самым дала Брессаку повод еще раз повторить свои максимы. Она еще немного поколебалась, и Брессак счел ее обращенной и заключил в объятия. Как счастлива была бы Жюстина, если бы это его движение было вызвано другим порывом!.. Однако время самообмана прошло: непристойное поведение этого человека, его чудовищные планы стерли все чувства, которые внушило себе слабое сердце бедной девочки, и теперь, успокоившись, она видела в своем прежнем идоле негодяя, недостойного ни минуты более оставаться в нем.