- Какие-то серебряные проволоки у нее на шее. Красиво, но будто из петли вынули, - сказал он про Д., когда мы стояли на лоджии.
При этом он страшно морщится, но это ему идет.
- Мне вообще одна читательница подарила браслет с черепами из слоновой кости - пришлось потихоньку выбросить, - ответила я. - И давно ты в Германии?
- Дочь вышла замуж за немца. Зятя зовут Петер. Здесь много нас - из союза. Всегда профессор приглашает на писательские вечера и банкеты.
- Дочь сегодня с тобой?
- Была. Они с женой сейчас домой пошли - устали. А я еще на концерте семафорно маячил тебе из зала, но в это время ухнул Пригов, изображая кикимору, и чья-то дочка громко заплакала...
- Ты же иврит учил. я думала, что уедете в Израиль.
- Нет. Иврит я учил для поездок на Мертвое море. псориаз открылся - внезапно после одной истории. по службе.
Костя, майор в отставке, целый год ходил к нам учить иврит, но больше обсуждал с мужем мемуары про Афган. Критиковал практически все, что читал: в составе такой-то части не было такого рода войск и т.д.
- Один сержант пишет, что он воевал в той же части, что и я. Я его не помню, хотя все сержанты у меня как наяву. Он описывает, как убил снайпер лейтенанта - в ответ на работу пулемета. Помню этот случай, только пулемета в тот день у нас не было - он был на другом участке.
Я не исключала, что аберрация памяти у самого Кости, хотя остальные его рассказы
поражали деталями, которые нельзя придумать.
Например:
- Однажды четыре «вертушки» играли в догонялки. Задний вертолет пикировал, набирал большую скорость и обгонял всех. Тогда отставшие спохватывались и делали то же самое. Причем двери открыты, жара, и солдаты высовываются, машут друг другу, орут, показывают другу кулаки, неприличные жесты.
- Видимо, во время войны нужны такие игры, типа инициации, - сказала тогда я, - Нужно отвлечься от ужаса смерти. Регулируемая опасность лучше неожиданной.
Вернемся к банкету. Уже все пели:
- Меня мое сердце
В тревожную даль зовет!
Кто-то стал выслушивать сердце гениальной славистки с озабоченным видом: в самом ли деле там страна родная? В самом ли деле зовет?
Впрочем, банкет вдруг закончился - все отправились гулять по ночному городу. Ночь была не немецкая, а чуть ли не итальянская.
Говорили все по-русски, только два американца беседовали с Приговым по-английски. Поплыл звук католического колокола, как бы предназначенный от века. Мы вплотную подошли к собору и увидели несколько ящичков в стене, как в письменном столе.
- Для чего они? - спросил Пригов и потянул один.
В нем мелкие монетки. Наперебой все стали предполагать, что какие-то бедные люди могут взять эти евроценты, чтобы не было стыдно; или, наоборот, положить, чтобы купили для собора что-то. А до этого - напоминаю - был банкет, и каждый выпил свою меру прекрасного южнонемецкого вина. Поэтому Марина с воодушевлением сказала:
- Представляете: выдвинем другой ящик - а в нем ангел!
- А на ангела что можно купить? - спросил Пригов.
- Кстати, я еще в Афгане стал замечать, что ненависть губительна, даже к врагу. По некоторым было видно, как они ненавидят душманов. Именно такие чаще и гибли.
Так Костя начал свой рассказ. Сразу признаюсь: я не буду делать вид, что понимаю до тонкостей все эти выражения («Позиционная война», «На плечах противника», «Встречный бой», «Разведка боем» и тп).
- Мой отец когда-то работал с Черненко, - издалека, слишком издалека, шел рассказ Кости.
- С тем самым Черненко, который Генсек?
- Да. Он одно время был секретарем по идеологии в Пензе. И отец мой там же работал. И вот я из армии написал письмо Черненко, когда он стал генсеком. непросто было предотвращать прорыв душманов на нашу территорию - в Узбекистан. Нужно было громить их отряды далеко от границы. А вертолет может взять керосину только на два часа полета. Далеко залетать нельзя, а надо. Так умельцы придумали запасной алюминиевый бак. Но! Стенка его пробивается любой пулей, и тогда вертолет превращался в летающий крематорий. Ну и Чернено позвонил в наш штаб: «С вами Черненко разговаривает» - «Какой Черненко?» - «Тот самый». - «Константин Устинович?!»
- И тебя позвали к телефону?
- Еще бы не позвать! Позвали. Мы поговорили. Черненко спросил: как отец, то-се. После этого меня стали повышать по службе. Стали повышать, но одновременно стали ждали, что и я им помогу. Но тут Черненко скончался.