Как верно заметил Кошкин, в городе Пушкин нет ни одного туалета. Поскольку в Петербурге и его окрестностях нет таких явлений, которым не нашлось бы серьёзного исторического обоснования, историческим обоснованием отсутствия туалетов в городе Пушкин является тот факт, что сам лично Александр Сергеевич никогда не какал. Абсолютно все попадающие в его организм продукты превращались там в прекрасные стихи, поэмы, сказки, повести, шутливые письма к друзьям и тайные эротические записки.
Поэтому после того, как Александр Сергеевич умер, советское правительство приказало уничтожить в городе Пушкин все до единого туалеты для того, чтобы каждый поклонник его творчества или зарубежный гость, пускай может быть и полнейший мудак, ни разу в жизни не прочитавший поэму евгений-онегин, чтобы даже он лично понял или хотя бы один раз задумался о том, каково оно на самом деле быть солнцем русской поэзии.
Решил постирать вчера себе штаны, а то я их на прошлой неделе все изгадил во время открывания в чулане у математика Дужина стеклянной банки фуагры. Охуеть просто какая жирная штука эта фуагра. У какого-то телевизионного ведущего от неё всё время лоснились губы, забыл его фамилию — его давно уже не показывают, потому что неприятно на это смотреть.
А потом ещё я ронял на те же самые штаны шашлык, изготовленный юзером Кошкиным неподалёку от города Ломоносов, потому что перед этим мы выпили с Кошкиным из горлышка литровую бутылку перцовки, а потом ещё что-то вроде бы пили. Кстати сказать, Кошкин изготовил несмотря на это второй съедобный шашлык, который я съел за всю свою жизнь. А так обычно шашлыком называют горелые или сырые куски мяса, которые подаются к расстеленному покрывалу когда всем уже всё равно.
Ну в общем я решил постирать штаны и повесил их на балкон, чтобы они быстрее высохли. А когда к утру штаны эти совсем промокли, я стал искать себе другие, чтобы поехать куда-нибудь по срочным разным делам. Штанов в шкафу нашлось чрезвычайно много на любой вкус: с дыркой на жопе, с дыркой на колене, штаны на четыре размера больше, чем нужно, просто Очень Грязные Штаны, а также штаны от бывшего костюма, вполне приличные, но тоже с жирным пятном на колене, не помню от чего — я не носил костюма уже лет пять наверное.
Так что и не поехал я никуда и правильно сделал. Там в середине города и без меня народу не протолкнуться. А тут в окошко выглянешь — ни одного человека, до чего ж хорошо. Иногда проезжают правда машины, но там внутри никого нету. Я их как-то пробовал останавливать, чтобы куда-то доехать, но ни одна вообще не остановилась, неприятно им внутри себя людей возить потому что.
Я часто слушаю любимейшую свою песню муси-пуси и всё время думаю в чём тут фокус. Точнее я думаю, почему я её вообще слушаю, поскольку песня эта безусловно чудовищная.
А фокус примерно такой же как в кинофильме килбил. То есть некие люди совершенно сознательно делают Хуйню, но не так, чтобы время от времени над собой подхихикивать, как тот голливудский кунфуист, не помню опять как его зовут, который в конце каждого своего фильма вставляет кадры про то как ему во время съёмок заехали по ошибке в ебало доской, а серьёзную осознанную Хуйню.
Дело в том, что всякий раз, когда человек собирается что-нибудь такое создать — стишок там, песенку или кинофильм, он примерно представляет у себя в голове, где расположено Прекрасное и старается двигаться именно в этом направлении ну или хотя бы не очень далеко от него удаляться. Получается это обычно плохо, потому что Прекрасное — оно как камень Гингемы, только наоборот и поэтому в лучшем случае получается ходить вокруг него кругами, и то если очень всё время стараться.
Зато если сказать: «А ебал я это ваше Прекрасное в жопу!», повернуться и пойти в прямо противоположную сторону, то, поскольку всё тут у нас расположено на сферических поверхностях, рано или поздно можно добраться до Прекрасного с той стороны, с которой оно никого не ожидает.
А ещё у меня прямо возле подъезда, то есть на заднем дворе милиции стоит домик за забором. Настоящий такой домик — с трубой, сортир можно рассмотреть в кустах.
В нём живёт Мама Милицейского Капитана, старенькая седенькая старушка. Когда Милицейский Капитан устаёт ловить бандитов там, блядей разных, алкоголиков и наркоманов, он приходит к своей Маме, садится на крыльцо, стаскивает с себя сапоги, разматывает портянки, шевелит босыми пальцами. Закуривает папиросу беломор, щурится. Мама выносит ему из погреба холодной окрошки, жалуется на то что сломалась щеколда. Капитан говорит, что починит, но забывает всегда. Потом спит на койке с шариками, где днём всегда стоят три подушки, накрытые кружевной накидкой.