И ещё там был довольно правильно показан процесс рождения этого самого нео в матрицу. Я не очень хорошо помню, как меня рожали сюда, но зато хорошо про это помнил, когда мне было месяцев восемь. А потом года в три помнил, как я помнил. А лет в семь помнил, что в три года помнил про то что помнил. Ну в общем какое-то смутное ощущение совершенной неприспособленности этого вашего пространства для жизни оно как-то где-то сохранилось.
А остальной весь кинофильм — унылейшая совершенно хуйня. Сосать этим братьям, не помню как их фамилия, и сосать даже до тарантины. Таблеточный такой дзен. в котором надо начистить кому-то ебало для того, чтобы доказать ему, что это он тебе снится, а не ты ему. Да какая в жопу разница, кто кому снится. Важно ведь только то, что подпрыгивай ты на десять метров или же на семьдесят, ешь ты красную таблетку или синюю — один хуй, все в землю пойдём.
Что между прочим глубоко жизнеутверждающе, в отличие от этих всех идиотских разборок.
Шёл домой по улице бестужевской. В пятиэтажке справа кто-то выставил в окошко колонку и оттуда очень громко пел высоцкий про ваню и зину. Посмотрел налево — продовольственный магазин «Горизонт». Возле входа алкаши считают копейки. На столике во дворе пенсионеры забивают козла. По разъёбаному кондратьевскому проспекту проползла разъёбаная шестёрка с привязанными к крыше досками.
Пришлось энергично потрясти головой, чтобы избавиться от чувства, что я провалился в какую-то щель и попал в восьмидесятый год. Помогла впрочем витрина продовольственного магазина, обклеенная кока-колой. Кока-колы при социализме не было, это точно. Пепси-кола была, а кока-колы — ни за что. Большие всё же изменения произошли в нашей стране за последние двадцать четыре года.
А не поехать ли мне в город Омск? Определённо мне надо поехать в город Омск.
Никто не бывал в городе Омск, кроме меня. А я там не только бывал, я там даже научился пить, курить и ебаться.
Там наверняка всё по-прежнему. На четырнадцатой линии живёт баба Шура, читающая по утрам Мопассана, в институте инженеров железнодорожного транспорта стоит со своей ставкой прогрессивный адмирал Колчак. С секретного шинного завода по ночам взлетают бесшумные и невидимые истребители, которые умеют летать хвостом вперёд, а на биокомбинате творится вообще что-то страшное — видимо там выводят новую расу людей, потому что воняет очень уж сильно. Поплевать с моста в великую сибирскую реку Иртыш, по которой грязные баржи день и ночь везут куда-то в сторону северного полюса кривые брёвна, пеньку, квашеную капусту и другие предметы сибирского хозяйства. Походить по посёлку нефтяников, где в общежитии номер один сидит девушка Наташа и вяжет мне красный шарфик, нескончаемый, как вечность. Когда-то она навязала мне этого шарфика метров пять или может быть девять, а я, идиотский болван, так ничего и не понял.
Ехать. Сил уже нету смотреть на эту реку в мурашках простуды, на это выскакивающее из-под тучкова моста уёбище на подводных крыльях и на самую прекрасную в мире панораму стрелки васильевского острова. Надо иногда уезжать хотя бы на время.
Куплю себе билет на самое лучшее в вагоне тридцать восьмое место — боковое, верхнее, возле туалета и поеду. Буду курить в тамбуре папиросы беломор, беседовать с трактористом из челябинска про президента путина, виды на урожай и другие разные интересные штуки, проезжать Сарапул и Чебоксары, покупать там пиво и малосольные огурцы, смотреть в окошко на неказистую свою нечерноземную Родину и будет мне печально и охуительно.
Лев Борисович Горелик мало того, что имел ярко выраженное косоглазие, блестящую лысину и вообще вид немолодого олигофрена, случайно забредшего в институт иностранных языков, он ещё и не умел ходить ни одним из присущих нормальному человечеству способом. Когда Лев Борисович был бодр и весел, он просто скакал по коридору, при помощи какой-то неразборчивой песенки, а когда он был грустен, он едва шёл, вяло шаркая ногами.
Лев Борисович вёл в нашей группе практику английского языка, и вёл, надо сказать, очень хорошо, у него на занятиях всегда было очень смешно, хотя, лично меня он почему-то недолюбливал. Именно с ним мы проходили произведение писателя Сэлинджера зе кетчер ин зе рай и мы нашли там много удивительных штук, и даже взялись тогда с Шурой Роговиным переводить это произведение на русский язык, не зная, что это давно уже сделала Райт-Ковалёва, и перевели страниц кажется двадцать.