И ещё я не знаю зачем я иногда хожу ещё на рокконцерты. Я из них выхожу всегда совершенно больной и разрушенный.
У Григоряна есть одна очень хорошая песня про то, что пиноккио датский принц, пиноккио чёрный маг ну и так далее. Но он её нигде не исполняет, потому что эта песня кроме меня никому не нравится. А если она нравится мне, то это всё равно что она вообще никому нахуй не нужна. То есть я же ведь не побегу махать под неё зажигалкой, да и свистеть я умею в основном только про себя и в полной тишине. И если таких как я собрать даже полный ледовый дворец, шуму от нас не будет вовсе никакого, ну разве что вздохнём все иногда, в общем один сквозняк и никакой радости.
Так что вот так и поёт он по сей день про то что мы живём для того чтобы завтра сдохнуть. Хотя и сам знает, что это не совсем так.
Борис Борисович Гребенщиков придумал такую штуку что в художественных песнях можно ругаться матом.
Авторство песни впрочем на целомудренном сайте аквариума обозначено как группа «Х** забей!»
Похоже, что содержатели интернет-страницы, в отличие от Б. Б. Гребенщикова, знают, что «достойный человек питерской закваски никогда не позволит себе табуированной, запрещенной лексики» (Дм. Каралис, директор Центра современной Литературы, писатель).
А между тем вокруг моего дома совсем уже осень. Ещё вчера она была только на земле, а сегодня вообще уже везде, даже у меня на балконе.
Очень сентиментально, я понимаю. Но мне можно.
Вообще редкий мой день рождения можно вспомнить без содрогания. Но особенно запомнились два юбилейных.
В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году в свой день рождения я стоял дневальным по роте. В наряд меня отправил командир отделения Ваха Хамхоев, с которым у меня был затяжной конфликт, закончившийся в конце концов огромными пиздюлями. Мне, конечно, а не ему, но это ладно. Ну вот значит, где-то уже после отбоя пидарашу я взлётку (то есть мою полы в коридоре для построений) и тут вызывают меня срочно в штаб. Ну, я оправляюсь, застёгиваю крючок на горле и иду в штаб получать очередной какой-нибудь пизды (просто так же в штаб не вызывают, тем более срочно). А там сидят нарядчики — Вова Захаров, Витя Заплаткин и Марк Цынман, довольные страшно. Налили мне чаю, даже с сахаром и вручили мне подарок: пачку сигарет дюбек, которую купили вскладчину. Вот вам крест — это был самый прекрасный подарок, полученный за всю скучную мою и неказистую жизнь.
А когда мне исполнилось тридцать, я как раз разводился с женой и обдумывал как бы съебать куда-нибудь подальше, но это впрочем тоже неинтересно. В общем проснулся я утром, включил телевизор, а там шла программа из тех которые передаются для придания бодрости тем, кому надо в девять часов быть на работе. Я к тому времени к счастью ни на какой службе уже не работал, так что смотрел её просто так. Ну и вот в этой программе лично для меня ансамблем крематорий была в то утро исполнена песня: «Ну вот нам уже тридцать лет. Ну вот нам уже тридцать лет. Ещё тридцать лет — и пиздец».
В принципе так не бывает, но тем не менее это чистая правда. Я дико расхохотался, быстро поругался с супругой и пошёл в магазин. Купил там себе две бутылки водки и обе их, между прочим, выпил. Вечером потом пришли какие-то гости, приличные все люди, но я их не очень помню. Помню только что никаких продуктов я в тот день принципиально не покупал, так что супруга моя кормила их квашеной капустой, водку я всю выпил, и гостям кажется было не совсем весело. Зато я сидел во главе стола и был совершенно всем чрезвычайно доволен.
Как показывает практика, практически каждый человек знает строки «вот нихуя себе, вот нихуя себе», но никто не знает этого стихотворения целиком. Восполняю этот печальный пробел. Привожу стихотворение полностью.
По моему мнению, это лучшее стихотворение, написанное в русской поэзии. А вы можете думать всё, что вам заблагорассудится.
Искренне надеюсь, что этот гандон подохнет, так и не получив гражданства моей страны. А лучше б было, чтоб он упиздовал к родным бандерлогам в Ташкент и торговал айвой, собранной вдоль дороги.