В небе, раздув цветные халаты, в потоках восходящего воздуха летали несколько толстых пожилых киргизок в полосатых рейтузах, что весьма и весьма живописно.
На самом же деле, город Бишкек — один из самых скучных городов мира. Единственным восточным зданием в городе является турецкая трёхзвёздочная гостиница Ак-Кеме из синего стекла. Зато город Бишкек знаменит тем, что когда по нему ездит президент Акаев, его машина обязательно останавливается на красный свет. Местным жителям конечно за него из-за этого неудобно, но восточные люди уважают начальство гораздо больше чем мы, поэтому ничего, терпят.
Однажды мы с моим американским начальником покупали в городе Бишкеке бергамотовый чай. До этого в одном магазине был такой чай, потому что никто не догадывался что его можно пить, но потом американский начальник его весь выпил и тогда бергамотового чая в городе не стало. И вот мы шли по очень печальному базару где продавали какие-то чорные кости, квашеную капусту, носки, патроны от лампочек и понимали, что нет, не может здесь быть бергамотового чаю никогда и ни за что.
«Нет! — сказал тогда американский начальник, — Так не пойдёт! Мы должны ВЕРИТЬ. Мы должны ПРОВОЗГЛАШАТЬ.»
И тогда мы очень сильно напряглись и стали Верить, что вот сейчас увидим бергамотовый чай, особенно Верил я, потому что меня страшно заебало таскаться по слякоти и вообще я любые базары ненавижу.
И ничего, помогло: у какой-то киргизской старухи среди гуталина и прищепок действительно обнаружилась пачка бергамотового чаю. Причем старуха видимо сама не знала откуда эта пачка взялась, и вообще её в первый раз видела, но сразу сообразила, что это нечто драгоценное и заломила за неё пятьдесят долларов. Сторговались впрочем на тридцать сомов, что очень существенно меньше, но это не важно.
Потом всю дорогу до гостиницы Ак-Кеме американский начальник пиздел про волшебные духовные практики которыми он будто бы владеет, совал мне под нос свой вонючий чай и вообще страшно гордился собой, как будто я тут вообще ни при чём.
И действительно, больше у меня такие фокусы без американского начальника ни разу не получались, ну так иногда, по мелочи, не считается. Вот даже лампочку уже недели две никак не могу купить.
В городе Пушкин по радио передают только оперу евгений онегин, а по телевизору показывают только фильмы станционный смотритель и капитанская дочка. В последних известиях рассказывают про то что Пушкин делал в это время в тысяча восемьсот двадцать первом году, потом в двадцать втором и так далее.
Один мальчик из города Пушкин как-то тайком спаял детекторный приёмник и четыре часа подряд слушал передачи из других городов. За четыре часа они не сказали про Пушкина ни одного слова. У мальчика от этого пошла из носа кровь а ночью к нему пришёл Пушкин и стучал на него палкой и от этого мальчик стал Дебил. После этого случая все приёмники в городе запретили и оставили только кухонные радиоточки.
Все детсады, и магазины, и кафе в городе называются или золотой петушок, или царь-гвидон или просто пушкин. Назвать какое-нибудь кафе например «Мцыри» — это всё равно что посередине петербурга построить кафе «Спартак» — и двух минут не простоит: сразу загорится и обрушится.
По всему периметру город обнесён частоколом из статуй Пушкина в Цылиндре, только в одном месте есть ворота с КПП. На этом КПП всем приезжим мужчинам выдают гостевые бакенбарды, потому что ходить по городу Пушкин без бакенбардов нельзя — с голой жопой и то считается приличней. Гостевые бакенбарды все неестественных цветов: голубые, оранжевые, зелёные. К человеку в таких бакенбардах на улице обязательно подойдёт милиционер и потребует рассказать пятую главу евгения онегина. Если приезжий рассказал всё правильно, ему выдают специальный значок с профилем Пушкина и больше его милиция не трогает. Если же приезжий спотыкается даже на буря-мглою, милиционер ведёт его в отделение. Там приезжему крепко приклеивают к голове белый парик и выгоняют на улицу. С этой минуты он считается дантесом, и если даже ему удастся вырваться от пушкинистов и приползти с выбитыми зубами и почти уже совсем без ног назад в отделение, чтобы проситься в камеру, милиция всё равно его не пустит — притворится будто у них переучёт. А сама будет смотреть в глазок как пушкинисты добивают дантеса арматурой.