Трибьют ту vova soamo@lj
Кстати мы скоро будем с ним соседями по станции метро удельная.
Те, кто знает, куда нужно приходить, все приглашаются в четверг на прощание с Пискарёвкой. Буду жарить беляши и рыдать: нестерпимо жаль магазин горизонт, могилу Виктора Цоя и подводную лодку капитана Маринеско. Не знаю, не знаю как они без меня и тем более, как я без них.
Вообще стал сильно привязываться к местам. Единственное место в городе Петербурге, откуда уехал без сожаления — это была улица Кораблестроителей в намытой части Васильевского острова.
Кстати про Маринеско.
После войны, когда была всеобщая демобилизация, командира счастливой щуки назначили заведующим вещевым складом.
Ну и чего: пропился капитан, проворовался, первая же ревизия — и в тюрьму. Потом освободился и где-то тихо помер.
Вообще вот эта идея — назначить подводного джидая заведующим вещевым складом, она могла прийти в голову только лично товарищу Сталину. У него, говорят, было очень изысканное чувство юмора.
Фашыстов — в газенваген. Либералов — в макдональц. Православным — хрен и редьку. Евреям — сорок лет в пустыне. Грабовому — кладбище домашних животных. За границей отменить букву Ё.
Каждому по вере его. И всё наконец-то будет заебись.
Когда человек выпил вечером, проснулся утром и ему хуёво, он (если грамотный) знает, что это не жизнь говно, это уксусный альдегид — говно. Через сорок восемь часов этот альдегид выйдет из организма и всё будет заебись.
А вот если вечером не пил, тогда всё сложнее — необходимо, видимо, задуматься о своей жизни.
Сдал сегодня то место, которое полтора года было моим домом, законным его владельцам.
Хозяйка, которая меня оттуда вытолкала за несвоевременность платежей (а давайте завтра или лучше в понедельник опрадывался я по телефону), решила подсластить горечь расставания нехитрым комплиментом: «А тут вот по телевидению говорили, что вы очень талантливый писатель». Я, нестерпимо похмельный после вчерашнего окончательного переезда, чёрство ответил что-то вроде того, что нынешнему телевидению не следует так уж очень сильно доверять.
В общем расстались, как и пристало по-настоящему интеллигентным людям: тепло, но без сожаления.
Когда я отстегнул от колечка магнитный ключ от кодового замка, я вдруг очень отчётливо понял, что больше уже здесь не живу. Вынес за угол дома матрац с завёрнутыми в него давно вышедшими из моды костюмами (зачем я их столько лет возил за собой?) и кашемировым пальто и порадовался за того бомжа, который сегодня же вечером явится во всём этом прекрасном к своей девушке. Хотел было обернуться и бросить последний взгляд, но тут подошёл автобус и взгляда я так и не бросил.
Так что и насрать: относительно продолжительная жизнь таки излечивает от юношеской сентиментальности, когда всё время кажется, что больше никогда и ничего уже не повторится. А вот хуй вам! Повторится.
Декабрь
Старушка, у которой я сейчас снимаю квартиру, составила для меня памятку о правилах проживания, в которой, в частности, вторым пунктом значится:
2. Оставлять радио-трансляцию при уходе включенной (слаб. звук)
Глупый человек, конечно, посмеётся над наивной старушкой, которая таким детским способом собирается обмануть грабителей.
Но на самом деле это чрезвычайно мудро: вот пришёл, например, грабитель, приложил ухо к фанерной двери и услышал голос из радиоточки, читающий стихи. И сразу конечно понял, что на деньги, вырученные за вещи, вынесенные из квартиры, которую охраняет голос из радиоточки, вряд ли хорошо погуляешь на хазе и малине. И не станет даже портить замок советского ещё производства. И уж тем более не станет от злости топтать ногами фарфоровую балерину, завязывающую тапочки, фарфорового же барсука, хрустальные розетки для варенья и коробочки из под сливочного полена.
Он же не дурак, и поэтому найдёт себе дверь получше — бронированную, двойную, с электронными запорами и милицейской сигнализацией.
Хотя может быть и дурак. Но этого никто не знает и не узнает никогда.
— Слышишь?
— Слышу. Что это?
— Это штука такая — пиздит.
— А почему пиздит?
— Ну, научилось и пиздит.