Мышь — существо относительно симпатичное: домовитое, но слишком уж суетливое. А крот угрюм, целенаправлен и думает исключительно о том, кого бы сгрызть. Весьма неприятный.
Вот и Подземный Пушкин тоже был неприятен: именно он написал такие произведения как «во глубине сибирских руд», «пир во время чумы», «каменный гость», «буря мглою» ну и прочую всякую поебень.
Логично было бы предположить, что «мороз и солнце день чудесный» написал Наземный Пушкин — но нет! Наземный Пушкин занимался исключительно игрой в карты, еблей баб и стрельбой с дантесом.
А кто тогда написал все остальные произведения Пушкина? Вот это никому, совершенно никому так до сих пор и не известно. Возможно даже, что их никто не написал.
Ходорковского обещают назначить хлеборезом.
Хорошая должность — богатая. Эффективный собственник — он и на тюрме эффективный собственник. Будет нарезать сливочное масло (а в тюрьме и армии ничего нет ценнее чем масло: пайку съел — день прошёл) круглыми такими шайбочками.
У нас в армии должность хлебореза была наследственно-узбекской. Я однажды иллюстрировал дембельский альбом хлебореза Хашимова и за это он почти месяц неограниченно снабжал меня сахаром, белым хлебом и маслом.
В припадке откровенности хлеборез Хашимов однажды объяснил мне откуда у него такие огромные запасы масла: в прибор для выдавливания масляных шайбочек вставлялся особый вкладыш (передаваемый поколениями от узбека к узбеку) за счёт чего пайка получалась на один грамм меньше. А таких паек каждый день выдавалось что-то около тысячи. То есть каждый день оставался килограмм. Ну и куда девать такую пропасть масла? Вот это и была самая главная проблема хлебореза Хашимова.
Витя Ушанов (ладно, изменю своим принципам и назову не ту фамилию — скорее всего он ещё живой) был москвич.
Всякий человек, служивший в армии хорошо знает, что чморнее чморей, чем москвичи в природе не существует.
Витя прибился к моей художке таким образом: он принёс мне на хранение посылку с родины. Посылка была богатая: шоколадные конфеты, кофе, банка красной икры.
Одним из важнейших преимуществ наличия собственного помещения в армии было именно хранение посылок. В роту приносить посылки нельзя: это человек понимает с первого раза. Я этот первый раз однажды наблюдал. Так наверное выглядит первое купание европейца в латиноамериканском ручье: две-три секунды и вот уже в воздухе летают две-три бумажки. Мама там чего-то собирала, укладывала печеньку к печеньке, несла на почту. Эх, блядь!
Поэтому молодые воины, пережившие этот опыт, предпочитали получать свои посылки во внеурочное время и отдавать их на хранение кому-нибудь не очень зверскому, типа меня. Я не злоупотреблял, то есть не жрал из посылок в отсутствие получателей, но если уж они пришли чего-нибудь оттуда изъять, то почему бы и не пожрать за компанию. У меня и кипятильник был, и заварка. Нет, можно, конечно со мной не делиться, это запросто, я бы даже не обиделся. Но в следующий раз посылку к сожалению уже бы не взял: военнослужащим вообще-то запрещено хранить пищевые продукты. Антисанитария и всё такое. Крыса вот завелась, охамела совершенно, на шоколадных-то конфетах. Съела пачку сахара и цынически насрала в коробку. Я её ненавидел, но в некотором смысле уважал.
Потом убил правда чугунной железякой.
Да, Витя. Я его планировал оставить вместо себя в качестве преемника. Художественным талантом, сравнимым со мной, Витя не обладал, но изобразить три параллельных палочки буквы «ща» он умел и этого, в сущности, было достаточно.
А потом случилось печальное. В третьей роте были вскрыты случаи мужеложества. Активных участников (троих грузинов и инструментальщика Петрова) увезли на гауптическую вахту, а затем посадили на пять лет в дисбат. Пострадавшие от мужеложества военные строители некоторое время питались за отдельным столом в столовой, а потом их увезли в другую какую-то часть. К сожалению среди них был и Витя Ушанов.
Месяца через два мы выпивали армянский коньяк со штабным работником Марком Цинманом (единственным из евреев, когда либо служивших в стройбате) и он мне рассказал некоторые неприятные подробности из протокола, составленного городскими дознавателями. Помимо мерзостей бытия типа «я хотел выплюнуть, но мне сказали глотай», Витя зачем-то посчитал нужным упомянуть в протоколе то, что «в помещении художника Горчева распивают чифирь».