Хотя надо сказать, что только за второй класс я прочёл от корки до корки все восемь томов Конан-Дойла (охуительный писатель, только про Шерлок Холмса не очень люблю), Стендаля (тогда показался говно, и сейчас так думаю) и учебник гинекологии (мне до сих пор иногда является во сне Эрозия Шейки Матки). Это не считая приличествующих возрасту Аркадия Гайдара и Тома Сойера с Геккельбери Финном (сейчас, говорят, уже запрещённых).
А ещё иногда взрослые начинали говорить на интересующие меня темы и у меня было что им сказать. Но как только я раскрывал рот, они смотрели на меня так снисходительно-юмористически, что я снова вспоминал про свой заветный пистолет. Но к тому времени я уже, конечно, знал, что никто никогда мне его не даст. И я уходил в свою кладовку, где на стене были нарисованы Тур Хейердал и хоккеист Александр Мальцев и мечтал о том времени, когда я наконец скажу им то, что я на самом деле про всё это думаю.
А вообще если есть смысл о чём-то говорить — так это только о своём. Про всё остальное напишет журнал космополитан.
Я в общем чего так угрюмо задумался: родился тут у меня на днях сын родился (не надо поздравлений, умоляю вас). Лежит. Серьёзный. Даже, скорее, мрачный. Думает.
И я тоже думаю: а про что это он, собственно, думает?
Ну вот и сочиняю. А думает он, на самом деле, про совсем-совсем другое.
Из тех американских фильмов, которые мне довелось посмотреть (это за малым исключением фильмы для массового зрителя, каковым я и являюсь), выводится довольно простая картинка американского счастья: это когда счастливец едет по Лас-Вегасу на заднем сиденье непомерно длинного лимузина, обязательно с очень толстой сигарой и с двумя блядями по бокам — одна белая, другая чёрная. И ящик шампанского в ногах. И старый добрый рок-н-рол.
Хорошо ещё сидеть в гавайских трусах всё с той же сигарой в шезлонге возле бассейна, где плавают бляди, но уже новые.
А самый лучший бизнес, когда на тебя свалится счастье — это открыть собственное казино и бесплатно играть там на любых автоматах и всегда выигрывать джекпот.
В общем простая и понятная мечта: устроить себе вечный Праздник Непослушания, то есть кушать только те пирожные и морожные, которые хард-воркинг мидл-класс может себе позволить раз в год.
А вот из отечественного кинематографа я похожей мечты извлечь не сумел. Может быть я просто мало смотрю фильмов, но в тех, что видел, всё происходит наоборот, то есть начинается у бассейна с блядями, а кончается красиво простреленной белоснежной рубашкой. Все умерли, дом сгорел, в бассейне плавают пять трупов, лимузин коптит под обрывом.
Возможно впрочем что именно так отечественный кинематограф и исполняет заветные мечты жаждущего справедливости массового зрителя.
С Рождеством Христовым, дорогие.
Первое, что сделал, выйдя из церкви — это зашёл в ночной магазин находка, купил там себе пакет пискарёвского молока и выдул одним духом, не отходя от кассы. Молоко текло по моей бороде как у кота базилио, но я ничего не мог с собой поделать — очень я люблю молочные продукты.
А водка — это потом. И гусь тоже будет ближе к сегодняшнему вечеру.
По призыву отца дмитрия (да-да, того самого, который призывал мочить педерастов, за что и был застучен паркером в абьюз-тим) почитал сочинение[1], доставленное одному генералу фельдъегерской почтой.
Ну что я могу сказать. Я могу сказать с чисто профессиональной точки зрения: текст явно был вычитан корректором — ни одной заметной для меня орфографической ошибки я в нём не нашёл (увы, патриотические тексты как правило не очень грамотны в отношении русского языка). В слове «бОльшие» после буквы «о» стоит двойка, из чего следует, что текст свёрстан в пэйджмейкере, индизайне или кварке, с применение шрифта «фонетик ньютон» то есть, хорошим профессиональным верстальщиком. Но редактор, впрочем, явно поленился.
По поводу же содержания с грустью вынужден признаться: несмотря на очевидный подземный стук, слышимый из некоторых пассажей этого текста, я согласен примерно с шестидесятью процентами его доводов.