Однако вечером после ужина, когда я уже встал, чтобы откланяться, Гюнтер Грасс меня вдруг спросил: «Дмитрий, скажите, вот эта проблема с гражданством — может быть я могу как-то помочь? Я ведь знаком с Путиным, мы с ним встречались?»
Мысль об обращении к Путину показалась мне настолько ни с чем не сообразной, что я в ужасе замахал руками: «Да нет-нет, что вы! Всё в порядке, спасибо большое!»
Но русские писатели, с каковыми мы перед ужином посетили несколько лучших рюмочных Коломны, страшно развеселились: «Давай-давай! — говорят, — Надо написать Документ!»
«А, в смысле, шутка» — сообразил я. Сел и сочинил спотыкающимся почерком документ с таким количеством канцеляризмов, что сам в них заблудился, тем более, что грамм пятьсот у меня уже внутри было. Переводчица перевела документ Гюнтеру Грассу, он посмеялся и подписал. «Данке шон, — сказал я, — Это самый лучший автограф, какой можно придумать».
Шутка кончилась, я надел куртку и взял рюкзак. «Дмитрий, — сказал Грасс совершенно серьёзно. — Если какие-то трудности, я правда напишу Путину».
Я посмотрел на него и понял: ОН действительно напишет. За совершенно ему чужого и даже чуждого хуя с горы из чужой страны — напишет.
«Да нет, Гюнтер, — сказал я. — Спасибо вам огромное, но я что-нибудь придумаю».
Но удивительный всё же старик, сейчас таких уже не делают.
К предыдущему.
Я, когда сказал, что таких людей сейчас не делают, вообще-то не подразумевал того, что величие Гюнтера Грасса состоит в том, что он готов совершенно бескорыстно помочь выпившему огороднику из Псковской области. Бескорыстное желание помочь встречается и у нынешних людей, и хотя оно и не повсеместно.
Вот Крусанов правильно сказал, что люди вроде Грасса прошли через такие давления, что из них выдавило всю воду и теперь с ними уже ничего нельзя сделать — ни напугать, ни изменить. Их даже убить нельзя до тех пор, пока они сами не решат умереть.
Примерно так.
========
Ну и картинка. Мне было особенно некогда пыхать в потолок, так что, что вышло, то и вышло.
Июнь
Вернулся.
Слова из головы большей частью потерялись, а те, что остались, те перепутались. Так что пусть будет просто картинка.[6]
Деревня Кузомень Терского района Мурманской области
Вернулся домой.
Испытываю страшное раскаяние: забросил я дом, предал. То с немецкими писателями разговаривал о какой-то хуйне, то с лауреатом Прилепиным пьянствовал, то пил спирт за Полярным кругом, а оно тут жило как-то совсем без меня, ждало, что вот-вот кто-нибудь приедет, вернётся, польёт.
Выросло как сумело. Выдернул первым делом редиску, обтёр об штаны, откусил — пиздец, а не редиска, малярию ей только лечить — горькая. Ничего, проглотил. Хрен расчистил вокруг себя пространство и пошёл в корень. Хмель уцепился за забор, значит будет жить. Чеснок по пояс.
Ничего-ничего, я теперь отсюда долго не уеду, победим.
Взял в дорогу от Петербурга до Новосокольников книжку — первый том из собрания сочинений Николая Носова: Мишкина каша, весёлая семейка, записки Коли Синицына, Витя Малеев в школе и дома. Это я на финляндском вокзале недавно купил, не смог удержаться — у меня такое же было собрание, но от него остался только Незнайка на Луне, весь измазанный котлетами, с отвалившейся обложкой, а тут новое всё, похоже даже, что не очень-то и читали. Может быть думали детей себе завести году в семидесятом, да как-то не получилось, вот и сдали в букинист.
Попутчики, которые читали про личную жизнь димы билана и дорожные иронические детективы, заглядывали в мою книжку с картинками и удивлялись, что такой взрослый человек читает такую хуйню. Улыбались между собой. А мне только того и надо, чтобы люди были добрей.
А вот лосиха. Лосенка у нее нечаянно подстрелили. Так она и лежала с ним рядом. Много дней. А когда лесник закопал его, закидал торфом, она вдруг коротко захрипела, забормотала что-то и легла животом на торфяную кучу.
6
пост заканчивается фразой: «Кому интересно — вот тут есть ещё» и ссылкой на три фотографии, сделанные в деревне Кузомень.
Вместо ссылки я прикрепил фотографии прямо в эту книжку — итак куча ссылок уже потеряна, вдруг и этот ресурс исчезнет. А фотографии хорошие, жалко