А что случилось, когда я для смеху подключил после всего этого монитор к компьютеру — это даже скучно рассказывать и никакой нет в этом совершенно интриги: заработал монитор лучше прежнего и до сих пор работает. И смотрит по нему Дмитрий Дмитриевич ежевечерне мультфильм про Тоторо от начала и до конца.
Ну а я, чтобы не видеть этот безусловно во всех отношениях прекрасный и замечательный мультфильм в десятый раз, ухожу курить на крыльцо, где наблюдаю всё новые и новые подробности захода солнца за горизонт и маршруты движения хранителей чистого неба из великолукского авиационного полка.
В общем всё хорошо.
Заработал вот интернет со вчерашнего дня.
Про то, что мне сейчас действительно интересно, не буду писать, ибо нехуй. Напишу про что-нибудь постороннее.
Получил с утра очень трогательное письмо: директор центра Гёте в городе Петербурге (замечательный такой немец с непроизносимой фамилией и ницшеанскими усами) по просьбе Гюнтера Грасса волнуется о моей судьбе в связи с публикацией в немецкой печати статьи, где упоминается о том, что я живу в Российской Федерации без регистрации. Не повредит ли мне в моей жизни эта публикация?
Искренне меня это тронуло. Какое-нибудь хуйло из интернета, которое напишет, что Горчев провинциальный мудак и сельский антисемит, он хуй когда поинтересуется, чем его слово отзовётся. А нормальные люди, они волнуются — не сделали ли они чего дурного или неловкого.
Я в ответ написал, что если какие-то неприятности и есть, то они ещё до нашей деревни не доехали. И скорее всего кровавая наша гэбня пока что ловит кого-нибудь другого во время скучной своей службы с девяти до восемнадцати с перерывом на честно заработанный обед.
А вот это наш дед Пахом.
Он вообще-то фотографироваться всегда отказывается, потому что небритый. Я его сфотографировал украдкой издали телеобъективом.
Не очень давно мы с петрозаводским писателем Новиковым сидели на берегу реки Варзуги возле села Кузомень, пили спирт и беседовали о литературе — а о чём ещё можно беседовать на заполярной реке Варзуге? За увлекательным этим разговором кончилась вода, которой я очень искусно разводил спирт (я очень хорошо умею разводить спирт речной водой). Я взял пластмассовое ведро и пошел к реке. Но забыл взять с собой кружку, а разводить спирт водой с песком — это плохо.
Оставил ведро на берегу, пошёл обратно за кружкой, вернулся: ведро уже качается на волнах метрах в трёх от берега и медленно пока ещё направляется сначала в Белое море, а дальше как ему повезёт — может быть попадёт в тёплое течение Гольфстрим и выбросится на берег неподалёку от Мурманска или же обрадует своей неожиданностью полярников, доживающих свой век в ожидании спасительного вертолёта на треснувшей льдине. Или может быть затонет оно во время шторма и совьёт в нём себе гнездо какая-нибудь морская гадина и высидит там пучеглазый свой приплод.
А в воду лезть — ну его нахуй. Оно, хоть и июнь, но по берегу ещё лежит снег.
Ну и вот стою я, значит, на берегу и про всё это размышляю. «Проебал», — утвердительно сказал неслышно подошедший сзади Новиков. «Проебал», — согласился я — тут уж хуй поспоришь.
Новиков не сказал более ни одного слова. Он приволок к воде наполовину собранную байдарку и стал в неё усаживаться. «Новиков! — сказал я устало и мудро (усталось и мудрость — непременные попутчики ежедневного употребления медицинского спирта). — Это ведро. Пластмассовое. Просто ведро».
Новиков меня уже не слушал: он злобно грёб алюминиевым веслом в сторону ведра, но его совершенно очевидно сносило ветром и течением в море. Я отвернулся. Потому что не умею я на это смотреть. Чего блядь делать? Вызывать вертолёты? Бежать в деревню? Броситься в воду и утонуть за компанию?
«Ты, Горчев, проёбщик, — рассказывал мне потом совершенно мокрый писатель Новиков, вернувшийся со спасённым из пучины ведром. — Я тоже был раньше проёбщик. Оно вот так и начинается — сначала ведро, а потом вся твоя жизнь. Вот ты коптилку в прошлый раз проебал…».
Он говорил, говорил, а я сидел и думал: «Хорошо, что мы пока все живы». А ещё я думал о лошади из мультфильма ёжик в тумане: если бы лошадь поплыла за пластмассовым ведром, то она бы точно не вернулась.
Что-то давно я не хвастал своей красотой.