Жизнь — она всё ж таки удивительная штука, вот что я вам скажу.
Пётр Николаевич жжот:
Победитель появился на публике в замызганной шерстяной кофте, потертых джинсах и в грязных спортивных ботинках, разве что его лицо не было вымазано сажей, как у его героя-старца. Весь облик актера резко контрастировал со светской атмосферой мероприятия и лощеными «вручантами» — приз поднесли режиссер Федор Бондарчук и актриса Виктория Толстоганова. Но это было только начало. Речь господина Мамонова началась, как и всякая другая, с благодарностей. Но благодарил он не академиков и родственников, как положено, а бога и народ, который его «воспитал и вскормил».
Знаменитый своим блистательным юродством шоумен сказал: «Все так восхищаются, устроили мне какое-то идолопоклонство, а мы ведь сделали очень простое кино, и только на общем фоне оно так выделяется». Это замечание вызвало в зале некоторое смятение. Федор Бондарчук, стоявший за спиной актера, изменился в лице. Продолжение речи Петра Мамонова потребовало от режиссера настоящего самообладания.
«Я не понимаю, почему люди смотрят фильм 'Остров' и плачут в кинотеатрах, а то, что происходит вокруг нас, никого не волнует — такими словами начал свою мысль актер, а закончил ее неожиданно для всех: — А вы все играете, но эта ваша беспечная жизнь приведет к тому, что мы все будем учить китайский язык. Мой внук наверняка будет подсобным рабочим на нефтяной вышке, которой будет управлять китаец. А Путин что? Он хлюпенький, он разведчик. Что он может?» И закончил ударной фразой про аборты: «А мы каждый год убиваем четыре миллиона будущих суворовых и пушкиных. Девки, давайте рожайте!»
Зрителям, среди которых были в основном академики, чиновники и номинанты, ничего не оставалось, как на этот взрыв нонконформизма ответить аплодисментами. Скорее нервными, чем восторженными. Сложилось впечатление, что после выступления «старца» всем хотелось церемонию поскорее завершить.
Уважаю, как любит говорить Миша Вербицкий.
Привет.
Рудис вот тут прав.
Я же понимаю это так, что, собственно, смысл всей системы «элитных тусовок», фейс-контролей и «в спортивной обуви не входить» и состоит в образовании и поддержании у допущенных внутрь чувства, что они самые лучшие, самые умные, самые красивые, и все остальные люди больше всего в жизни мечтают попасть в этот нутрь.
И очень чрезвычайно важно оградить их от «чужого», того кто оглядится вокруг, почешет засунутой в карман грязных джинсов, рукой лобковую вошь и спросит: «Ну и хули?» Ведь этот вопрос можно задать очень и очень по-разному: можно в смысле «подумаешь, я тоже вот скоро разбогатею, тогда посмотрим, кто из нас умнее». А можно ведь от всей души спросить, от искреннего непонимания — зачем всем сюда так сильно хочется.
И человек, которого спросят таким образом, если в нём не сгнило ещё безвозратно всё человеческое, вдруг оглянется вокруг, посмотрит на фаянсовые челюсти фальшивых блондинок, на свинок этих и только что заплатившего за полис ОСАГО Фёдора Сергеича Бондарчука и подумает: «А ведь действительно — ну и хули?»
Загрустит, запьёт, да и выбросится однажды из пятого этажа с собственным портретом в руках.
Ну, а если ничего не осталось, тогда, конечно будет он жить долго и счастливо на радость всем телезрителям первого и всех других общенациональных телевизионных каналов.
Время от времени очень жалко, что я не умею изготавливать мультфильмы. То есть я пробовал одно время ковыряться во флеше, но это такой страшный геморрой, которого всё равно не осилить. Максимальная длина мультфильма, который я могу овеществить — это тридцать секунд.
А хочется ведь медленно и подробно.
И заявку никуда не напишешь, потому что хороший мультфильм, его ведь нельзя описать словами. Если его можно было бы описать словами, я бы его описал, но там ведь как раз такая штука, что всё содержание, оно состоит не в словах, а в сменах ракурса и перспективы. А это как описывать? Я не умею.
Ну вот последний мультфильм, который я сочинил от первого до последнего кадра.
Там, значит, мужик, очень медленно просыпается как в фильме Тарковского сталкер, икает, раскуривает сигарету, встаёт, вздыхает, гулко глотает воду из рукомойника, садится обессиленный на койку. Всё это невыносимо нудно и скучно (как у тарковского). Потом он спускается по скрипучей лестнице вниз (опять всё время вздыхает), выходит из дома, идёт куда-то, не разбирая дороги.