2009
Январь
Да, а меж тем пока вы и, стыдно признаться, я, плясали голыми под неполной луной, вышел номер журнала Барсук, который замечателен тем, что выходит очень и очень редко. Бывают такие журналы, которые выходят нудно и всегда вовремя, типа журнала Полдень, в котором я когда-то был главным художником, а потом меня прогнали злые москвичи.
А журнал Барсук всегда выходит неожиданно: все давно отчаялись и про него навсегда забыли, а он — раз! и вышел в тот самый момент, когда уже доедена селёдка под шубой и ничего хорошего в этой жизни больше никогда не будет.
Я туда написал сказку, очень глупую, но мне в моём возрасте это можно.
От себя лично рекомендую очень пронзительное произведение.
Когда к нам в деревню приезжают люди из города, они поначалу опасливо озираются, дышат через раз и немедленно заводят разговор про Кризис. А потом ничего — выпьют чаю или там настоек, кто употребляет, поспят и наутро уже про всё напрочь забывают.
Потому что кризис — это что такое? Это когда жизнь была сильно хорошая, а потом вдруг стала сильно плохая. А тут всё всегда одинаково.
Сосед вон порося зарезал. У бабы Тамары баллон с газом кончился. С утра было семнадцать, а потом внезапно потеплело до двенадцати. Процент полнолуния — сорок восемь.
Сосед о деревенской жизни: «На одном конце деревни пёрнешь, на другом скажут, что обосрался».
=
Они додумались! Сто лет прошло или может быть даже сто пятьдесят, и наконец-то в плацкартных вагонах поезда Брест-Петербург появились стенки, предотвращающие вывешивание в проход ног в чёрных и, что гораздо страшнее, белых носках.
=
У петербуржских соседей, у которых всегда очень громко включен телевизор, вдруг заиграла песня «Серебро Господа моего». Не случилось ли чего с Борис Борисовичем? — немедленно обеспокоился я и побежал в интернет. Да нет, вроде бы тихо.
Ну и я посмотрел, хуле там.
Не знаю чего все так сильно бранят Фёдора Сергеича: он старался, очень сильно старался.
Но единственная ошибка, которую он допустил, была стратегическая — он никак не мог определиться, у кого пиздить: у Лукаса? Германа? Бессона? Данелии? Верхувена? А то может даже и у самого Тарантины?
Ну и в результате напиздил у всех всего и очень много. Начал потом запихивать в мешок, а оно не лезет! Он тогда ногой стал утрамбовывать. Поломалось всё, конечно, измялось, руки-ноги поотломались, мешок сбоку разошёлся.
Но утрамбовал. В общем-то это тоже творческий подвиг.
Выпивали вчера с Вовой в китайском ресторане. Заказали немного закуски, двести водки, а остальной литр разливали под столом.
Да, соглашусь — быдлячество и гопничество, но Вова с Тихвина, а я вообще с Казахстана, нам можно, а вам нельзя.
Что любопытно: китайский юноша за стойкой прекрасно всё это видел, но не сказал ни слова. До поры до времени.
В очереди к пивному отделу стоят выкопавшиеся с ближайшего кладбища покойники: серые лица, навеки потухшие глаза.
Непослушными руками протягивают продавшице мелочь. Получив пиво, прижимают его к пустой груди и, шаркая негнущимися стопудовыми ногами, уходят во тьму внешнюю.
Праздник.
Кстати о стирке целлофановых пакетов как одной из самых живописных черт убогости т. н. «совка».
Да, действительно, у нас в семье в кухонном столе бережно хранились пять-шесть таких пакетов: один для покупки дрожжевого теста из домовой кухни, другой для фарша, остальные для разных сыпучих веществ.
Тогда ведь практически не было упакованых продуктов: масло, маргарин и подсолнечную халву привозили в магазин огромными кубами, крупы, макароны и сахар — мешками. Всё это нарезалось и развешивалось в кульки из самой скверной бумаги. Квалификация продавщицы состояла не в способности, стиснув от ненависти зубы, сказать покупателю «спасибо за покупку», а в умении ловко вертеть кульки. Сейчас этого уже вообще никто не умеет.
Да, про пакетики. Каждый пакетик после употребления бережно стирался и развешивался для сушки и так служил примерно полгода. Потом в целлофане начинались какие-то необратимые процессы распада и пакетик заменяли другим. Так что за год в мусор этих пакетиков выбрасывалось штук десять.