— У вас вон шаль ещё на голове.
— Да какая это шаль! Это я от трубы утеплитель оторвал. Не шаль, а слёзы — колется, чешется. Вот у бабушки моей была шаль! — Капитан задумывается о чём-то светлом и позабытом.
— А чем он её топит — то?
— Да хуй его знает — чего где найдёт, тем и топит. Вон кресло у меня спиздил. И бортовой журнал. Жалко — хороший был журнал, толстый. Я в нём двадцать лет подряд каждый день хоть закорючку да поставлю. А теперь хуй знает куда летим.
— А кто знает?
— Да никто не знает. Раньше ты знал, а потом башкой об косяк с разбега ёбнулся — и всё, дурак-дураком. А я старый уже, не помню.
— А кочегар?
— А кочегар он и не знал никогда. Да он и говорить не умеет. Поёт только иногда, но не разберёшь ничего — у него все зубы выбитые.
Второй Помощник надолго задумывается. Капитан клюёт носом, кутаясь в шаль. На носу его висит капля конденсата.
— Капитан!
— Да! — вздрагивает Капитан. Капля падает на пол и на носу начинает расти следующая.
— А вот скажите… Вы говорите, что холодно. А почему я не чувствую?
— Ну ёб твою мать! — разводит руками Капитан. — Как ты можешь чувствовать, если ты робот?
— Я?!!! Робот?!!!
— Да не ори ты, я ж тебе сказал — я не глухой.
— Я робот?!!
— Ну а чего тут такого. Ну робот и робот. У нас вон кладовщик тоже был робот, царствие ему небесное.
— Да я… Да у меня даже хуй есть!
— Э… — пренебрежительно машет рукой капитан. — У меня тоже есть, а толку-то.
— Ну так вы же не робот!
— Да лучше б робот, — вздыхает Капитан. — Геморрой хуже.
— Почему?
— Да потому. Хуй может быть и резиновый, а геморрой не может.
Оба замолкают и думают каждый о своём.
Вдалеке что-то страшно и тоскливо скрежещет.
— Это что там? — с испугом спрашивает Второй Помощник.
— Да хуйня, — машет рукой Капитан. — Это корма отваливается помаленьку.
— А починить нельзя, что ли?
— Можно, — кивает Капитан. — Только нахуя? Там всё равно давно всё сгнило.
— А может…
— Может, не может. Слушай, иди и чини, если тебе сильно хочется. А мне сильно хочется спать. Блядь! Хоть бы у этой скотины самогон сегодня кончился, а то окочурюсь тут до утра. А ты ступай, ступай.
Второй помощник уходит. Капитан спит сидя. С носа его каждые пятнадцать секунд падает капля.
Второй Помощник осторожно заглядывает в кочегарку. Внутри, прислонившись спиной к мокрой трубе, сидя спит Кочегар. На нём телогрейка, ватные штаны и валенки. Рот Кочегара полуоткрыт и поэтому видны два зуба: один чёрный, другой металлический и тоже чёрный.
— Эй! — окликает его Второй Помощник шёпотом. — Эй!
Кочегар не шевелится. Второй Помощник, низко нагнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, входит в кочегарку и вежливо трясёт Кочегара за плечо:
— Эй! — говорит он уже без всякой надежды.
Внезапно у Кочегара открываются два совершенно круглых и бессмысленных глаза.
— Ох, — пугается Второй Помощник. — Вы меня слышите?
Кочегар неподвижно смотрит на него всё теми же круглыми неморгающими глазами. Второй Помощник безнадежно пожимает плечами и собирается уходить.
— Хули надо? — внезапно спрашивает Кочегар совершенно трезвым голосом. Глаза его по-прежнему круглы и бессмысленны. Второй Помощник вздрагивает.
— Я спросить хотел.
— Спрашивай.
— Я робот?
— Не знаю.
— Куда мы летим?
— Не знаю.
— Ты кто?
— Я человек.
— Дай выпить.
— Там, за печкой. И мне налей.
Выпили, помолчали.
— А Капитан кто? — спрашивает Второй Помощник.
— Капитан — говно.
— Почему говно?
— А почему не говно?
Помолчали, выпили.
— Печку надо топить, — говорит Кочегар задумчиво. — Холодно.
— А чем топишь?
— Да ручку вон дёрнешь, оно само загружает чего-то. Я экономлю — хуй его знает сколько ещё лететь.
— Куда?
— А мне поебать. Лишь бы прилететь куда-нибудь, в пизду такую жизнь. Баба вон. Скачет. Когда ебаться хочет, спишь-не спишь — вскочет и выебет. А не хочет, так хуй поймаешь. Я, поверишь, не знаю как её зовут. Мне бы детишек, хозяйство, корову чтоб доила.
— Капитан говорит она Первый Помощник.
— Капитан говно.
— Ну что ты заладил — говно-говно. Он про тебя тоже говорит, что ты у него журнал спиздил.