Зарплату ему никто не платил, но зато каждый пассажир давал Петру Андреевичу десять рублей одной бумажкой, даже если он и не просил. Часть этих десяток он сдавал в окошко кассы. Там никогда не говорили, что, мол, мало или много — сколько даст, столько и возьмут.
А себе он оставлял деньги только на бензин да на пищу — сосиски там или шаверму. Ещё он очень полюбил супдоширак. Жил Пётр Андреевич прямо в автопарке в пустом гараже — квартиры у него раньше какие-то были, да все куда-то подевались.
В общем, ему всё нравилось. В первое время тяжело было одному, но и это прошло: как-то он совсем почти перестал что-нибудь чувствовать, а это тоже иногда полезно.
Ещё поначалу Петра Андреевича удивляло, что его пассажиры всегда ездят только в одну сторону, а обратно никто даже руку не поднимает на остановках. Он хотел даже спросить про это у других водителей. Но они все были калмыки или, может быть, тувинцы — бритые и ни слова не говорят, хоть спрашивай, хоть не спрашивай. Ну и ладно, подумал тогда Пётр Андреевич, значит так и надо.
Один только раз сели два пассажира от крематория. Уселись на переднее сидение, рядом с Петром Андреевичем, и за всю дорогу не сказали ни одного слова. Вышли они оба на проспекте Медиков и разошлись в противоположные стороны. Неприметные такие: отвернулся — и уже забыл как выглядят.
Пётр Андреевич немного постоял: какая-то вроде бы у него мысль появилась в голове — было в них что-то знакомое, что ли. Но тут сзади засигналили, и он поехал дальше — за новыми пассажирами. А обо всём задумываться — голова треснет.