Кич Максим Анатольевич
Зиан
Зиан
Страх лился откуда-то сверху, страх сочился из тусклых ламп, скупо цедящих жёлтый маслянистый свет, страх стекал по замызганным шершавым стенам. Курт, младший прокуратор Алексвилля, был целиком во власти этого страха, и только особое устройство рассудка не давало ему окончательно поддаться отчаянию.
В прокураторскую нишу время от времени забегали служащие. Они волокли за собой угловатые неуклюжие свои тени и приносили с бумагами ещё немного страха. Документы ворохом валялись по столу прокуратора, но он никак не мог найти в себе силы вскрыть хотя бы одну депешу.
Зиан. На каждом листе будет значиться слово "зиан". В Алексвилле нет других новостей, кроме этого всеобъемлющего слова, тяжёлого, словно каменные перекрытия Ратуши. Городские ворота закрыты, город окружён карантинной стражей, подводы со снедью пускают самокатом, без извозчиков, до минимума выкрутив жгутовую тягу.
Потом их разгружают и жгут - надо бы сжечь и весь город, но княжич, единственный наследник Александра Бордового, где-то здесь, в кривых улочках Алексвилля... Его ищут. Если его найдут, то для него - и только для него - будут открыты ворота города. Княжича выпустят, пусть даже и подвергая опасности окрестные поселения, а город сожгут. Если его не найдут в самое ближайшее время - то город тоже сожгут.
А младшему прокуратору Курту Гняштику не суждено перед смертью даже увидеть небо. Потому что вверху - зиан. Депеши передают через щель в кирпичной кладке верные властям люди. Курт читает их, надписывает резолюции - их забирают через ту же щель. Нельзя смотреть в глаза. Нельзя слышать голос. Глаза и уши - главные пути, которыми идёт зиан.
Курт откинулся в кресле, крепко зажмурился и сжал кулаки, не в силах более даже видеть подвал Ратуши.
Хотелось бежать - Курт Гняштик сам страшился этой подленькой мысли, но ничего не мог с собой поделать - выбраться наружу, украсть лучшего скакуна, и гнать, пока в его жгутах не кончится завод...
Как отчаянно бьётся сердце! Прокуратор вдруг подумал, что, должно быть, в чём-то правы распространяемые в списках еретические учения, утверждающие первенство животного начала в человеческой натуре.
Открыл глаза. Влажные от дыхания и пота стены. Лампы, гноящиеся желтизной. Он всё ещё сидит в своей нише и смотрит на запечатанные конверты.
Прокуратор начал механически вскрывать донесения и пролистывать, почти не вникая в их суть - всё одно, всё об одном и том же. Хроника поражения, расписанная по минутам, которая всё равно сгорит вместе с этим проклятым городом. Мимолётом Курт подумал о том, что можно на радость грядущим историкам разыскать несгораемый ящик и сложить туда депеши, но сердце всё норовило выскочить из груди, и от этого руки мелко дрожали, и мысли разбегались в разные стороны, никак не желая сфокусироваться.
Княжича Бордового нигде нет. Зиан занял кварталы ремесленников, отхватил рынок, подгрёб под себя несколько окраинных районов... Зиан подбирается к центру... Зиан проявился у северных стен... Зиан... Зиан... Зиан...
И где-то там, среди глоссолалии и юродивости зиана, среди паники обречённых смерти горожан, среди пожаров и погромов - юноша благородных кровей, бежавший из-под излишне строгой опёки своего помазанного на власть папеньки. Единственный, кто может спастись, но и у него осталось совсем немного времени.
Впрочем, был ведь кроме сожженных Гшедзиславля и Ракцепля, кроме затопленного Дортшица, кроме прочих уничтоженных до последнего жителя городов ещё и Пауткпилс. Ведь был же случай, когда зиан ушёл из города!
Один единственный, непонятный, породивший массу легенд и суеверий случай - но он давал хоть какую-то надежду... И повод не уничтожать Алексвилль прямо сейчас, не дожидаясь, пока и он окончательно не уступит зиану.
Прокуратор открыл письменный прибор и принялся составлять распоряжения редеющим защитникам города. Он писал, и с каждым словом крепчало ощущение бессмысленности всех этих приказов: усилить карантинные меры вокруг ремесленного района, поджечь рыночные склады, строго с учётом застройки и ветра, так, чтобы огонь пошёл на территорию зиана, и искать, искать, искать драгоценную пропажу.
И снова подленькая мысль: а зачем мне, смертнику Курту Гняштику, вся эта суета вокруг княжича? Зачем смертнику Такому Сякому вся эта ненужная и глупая суета? Кто накажет за непослушание в закрытом на карантин городе? И, главное, чем можно наказать приговорённых к сожжению заживо, или смерти от удушья?
Сжать кулаки! Зажмуриться! Вдох! Выдох! Открыть глаза!