Многие голоса из толпы. Что вы, г[осподи]п Дрейсигер?
Дрейсигер. Ну вот то-то же и єсть. И к тому же эти бездельники шляются везде и поют скверные песни про нас, фабрикантов. Говорят о голоде, а у самих, небось, єсть деньги, чтобы дуть водку целыми четвертями. Попробовали бы они сунуть свой HOC в другие места и по-смотреть, каково живется, например, рабочим на льняпых фабриках. Тем действительно єсть на что пожаловаться. Но вы-то еще что! За свою жизнь вы должны господа бога благодарить. Ну, отвечайте мне, старые прилежные ткачи, какие тут єсть, может или не может порядочный ткач, знающий своє дело и работающий у меня, сводить концы с концами?
Очень многие голоса. Может, может, г[оспо-ди]н Дрейсигер!
Дрейсигер. Ну, вот видите. А вот такой негодяй, как Бекер, конечно, не может. Вот я вам и советую: держите таких буянов на уздечке, не давайте им воли. Коли мне станет совсем невтерпеж от разных беспокойств и не-приятностей, я прикончу все свой дела и закрою фабрику. А тогда с вами-то что будот? Посмотрим тогда, где-то вы найдете работу. У вашего Бекера вы ее не найдете.
Первая ткачиха (подобралась к Дрейсигеру и с льстивым подобострастием счищает пыль с его сюртука). Вы себя маленько испачкали, г[осподи]н Дрейсигер.
Дрейсигер. Дела идут как нельзя хуже, это вы знаете сами. Я еще прибавляю к делу, вместо того чтобы получать прибыль. И если я, несмотря на это, постоянно забочусь о том, чтобы мои ткачи не оставались без рабо-ты, то я надеюсь, что вы это цените. У меня лежат ты-сячи тюков товара, и я не знаю, удастся ли мне когда-нибудь распродать их. Недавно я узнал, что многие ткачи в окрестностях фабрики сидят без работы, ну, вот я и... но пусть Пфейфер расскажет вам подробности. Впрочем, дело вот в чем (цените моє доброе желание)... конечно, не могу же я раздавать милостыню — не такой я богач,— но я могу до известной степени дать безработ-ным возможность сколько-пибудь заработать. Что я при этом несу громадпый риск — это, конечно, моє дело. Я рассуждаю так: если человек может заработать себе в день хотя бы на кусок хлеба, это все-таки лучше, чем если бы он сидел совсем голодный. Разве я не правильно говорю?
Многие голос а. Правильно, правильно, г[осподи]н Дрейсигер.
Дрейсигер. Итак, я охотно дам работу еще двум-стам ткачам, на каких именно условиях— пусть вам это объяснит Пфейфер.
Первая ткачиха (преграждая ему дорогу, гово-рит торопясь, умоляющим голосом). Господин Дрейсигер, пожалуйста, очень прошу вас. Дайте ваше согласие... у меня два раза были вычеты.
Дрейсигер (поспешно). Поговорите с Пфейфером, милая. А я и так уж запоздал. (Он отходит и оставляет ее ни с чем.)
Ткач Рейман (также становится ему поперек дороги. Говорит тоном обиды и обвинения). Господин Дрейсигер, я, право же, должен вам пожаловаться. Господин Пфейфер меня... я до сих пор всегда получал за свою ткань двенадцать с половиной зильбергрошей.
Дрейсигер (перебивает его). Вот приемщик. К не-му и обращайтесь. Разве вы не знаете, кому заявлять свои просьбы?
Ткач Гейбер (останавливает Дрейсигера). Господин Дрейсигер (торопясь, путаясь и заикаясь), я бы вас
покорнейше просил, может быть... мне можно было би... может быть, господин Фейфер мог бы мне... мог бы...' Дрейсигер. Что же вам нужно?
Ткач Гейбер. В последний раз я брал вперед, ну так я хотел, я думал...
Дрейсигер. Я вас все-таки не понимаю.
Ткач Гейбер. Я, право же, очень нуждаюсь.., потому что...
Дрейсигер. Да ведь это касается Пфейфера, Пфей-фера! А я решительно не могу. Обделайте это с Пфей-фером.
Он уходит в контору. Просящие беспомощно смотрят друг на друга. Один за другим они, вздыхая, отходят в сторону.
Пфейфер (слова принимается рассматривать тпа-ни). Ну, дядя, что ты принес?
Старый Баумерт. Что же вы мне дадите за ткань-то, господин Фейфер?
П ф е й ф е р. За ткань десять зильбергрошей.
Старый Баумерт. Ну, ладно. Что же с вами по-делаешь!
Движение срѳди ткачей, слышен глухой ропот.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЛИЦА ВТОРОГО ДЕЙСТВИЯ
Старый Баумерт.
Старая Баумерт, его жена.
Август, их сын.
Э м м а )
Берта /их дочеРи-
Ф р и ц, незаконнорожденный ребенок Эммы.
А н з о р г е, старый бобыль, ткач.
Фрау Гейнрих, ткачиха.
Мориц Иегер, отставной солдат, бывший ткач-подмастерье.
Комнатка в доме Вильгельма Анзорге в Кашбахе, в Эйленгебирге *. Тесная комната, высотой меныпе трех аршин; старый протоптан-ный пол, грязный, закоптелый потолок. Две молодых девушки — Эмма и Берта — сидят за ткацкими станками. Бабушка Баумерт, сгорбленная старуха, сидит на скамеечке у кровати; перед ней колесо для наматывания пряжи. Неподалеку от иее, также на скамеечке, сидит и мотает пряжу ее сьін Август, Это слабоумный юноша лет двадцати с маленькой головой, тощим туловищем и с дяинными, как у паука, коиечностями. В комнате два узких окошка, частью заклеешіых бумагой, частыо заткнутых соломой; сквозь них в комнату ироникает слабьтй розоватый свет вечерней зари. Он освещает болокурые распущенные волосьі девушек, их худые, ничѳм не ирикрытые плечи, их тощие, воскового цвета затылки и складки грубых рубашек. Эти рубашки да юбки из грубой парусины составляют всю их одежду. Розоватые лучи света падают также на лицо, шею и грудь старухи. Лицо ее бес-кровное и тощее, как у скелета, покрьіто миожеством складок и морщин. Впалые глаза воспалепы и постоянно слезятся от шерстя-ной пыли, дыма и ночной работы при плохом освещении. Длинная шея с зобом покрыта миожеством морщин и жилами; ввалившаяся грудь укутана тряиками и линючим платком. У стены направо — печь, около нее кровать; здесь же повешено несколько ярко раз-украшенных образов лубочного изделия. Все это освещено лучами вечерней зари. Над печью на перекладине сушатся тряпки;. за печкой, в углу, куча старого негодного хлама. На скамье около печи стоят несколько старых горшков; на листе бумаги сушится картофсльная шелуха. G балок свешиваются пучки пряжи и мотовила. Около станков стоят корзины со шпульками. В задней стене пизкая дверь без замка. Рядом с дверыо, у стены, пучек ивовых прутьев. Тут же несколько дырявых плетеиых корзин. В воздухе носится грохот станков, ритмический шум набилок, сотрясающий пол и стены, лязганье и щелканье челноков. Ко все-му этому примешиваются низкие, беспрерывно однообразные тоны вертящихся мотальных колес, напоминающие собой жужжание больших шмелей.