Выбрать главу

Лесничий. Я его отнял у порубщиков.

Старый Баумерт. Наши господа помещики страсть как дорожат каждой щепочкой.

Коммивояжер. Позвольте, ведь нсльзя же, чтобы всякий тащил все, что ему нужно!

Старый Баумерт. С позволения сказать, здесь, как и везде, єсть и большие и маленькие воры. Здесь єсть и такие люди, которые в больших размерах ведут торгов-лФ краденым лесом и обогащаются с этого. А вот если какой-нибудь бедиый ткач...

Первый старый ткач (перебивает Баумерта). Мы не смеем взять и веточки хвороста, а вот господа, те, небось, не стесняясь, дерут с нас последнюю шкуру. Мы плати и иалог на содержание полиции, мы неси и нату-ральные повинности, налог на пряжу, не говоря уже о том, что нас зря заставляют делать большие концы и вся-чески на господ работать.

Анзорге. Да оно так и єсть: что на нашу долю оставит фабрикант, то у нас из кармана вытащит по-мещик.

Второй старый ткач fсидлщий за одним из со-седних столов). Я сам говорил об этом с нашим барином. «Покорнейше прошу извинения, господин граф,— сказал я ему,— но в этом году я не могу тратить столько дней на работу на барском дворе. Сил у меня не стало работать столько». А он спрашивает: «Это почему?» А я говорю: «Прошу прощення, у меня вода все испортила. Она раз-мыла весь мой посев, а он и без того был невелик. Что-бы жить, приходится теперь работать день и ночь. Такая задалась непогода...» Эх, братцы-братцы, стою я да и руки себе ломаю. Всю мою вспаханную землю так и смыло с горы да и нанесло прямо мне в домишко. А семена-то, Семена дорогие! Ох, господи-господи! И взвыл же я и всю неделю выл и плакал, чуть-чуть что не ослеп. А потом снова пришлось маяться: перетащил всю землю опять на гору.

Крестьянин (грубо). Уж будет тебе плакаться-то! Наш брат должен терпеть без ропота все, что нам посы-лает господь. А если вам не больно-то хорошо живется, так сами в этом виноваты. Что вы делали, когда дела шли лучше? Вы проиграли да пропили. Если бы вы тогда скопили деньжоиок на черный день, то вам теперь не приходилось бы таскать пряжу да господские дрова.

Первый молодой ткач (стоя с несколькими товарищами в сенях, говорит через дверь). Мужик и єсть мужик, хотя бы до девяти часов в постели валялся.

Первый старый ткач. Вот как обстоят наши дела — что крупный, что мелкий землевладелец — для нас все єдино. Вот, например, когда ткачу пужпа квартира, мужик говорит ему: «У меня найдется конура, гдс бы ты мог жить. Но за нее ты должен платить мне хорошис деньги, а кроме того, должен помогать мне убирать село и хлеб, а коли ты на это не согласен, я не согласен дать тебе конуру. А пойди ткач к другому мужику, другой скажет ему то же самое, и третий то же.

Старый ткач. Ткач — что вол: с пего и семь шкур содрать не грех.

Крестьянин (рассероюенный). Ах, вьі, голодная дрянь! Да на что вы годпы-то? Разве вы с сохой-то справитесь? Да вам ни за что пе проложить ми одпой прлмой борозды, вам и спопа-то па воз по подішті»! Ваше доло — лентяйничать да с бабами возиться. Велика польза от вас, нечего сказать, шушера вы этакая. (Кланяется хо-зяину и уходит.)

Лесничий, смеясь, выходит вслед за ним. Вельцель, столяр и фрау Вельцель громко смеются, коммивояжер посмеивается про себя.

Когда смех смолкает, наступает тишина.

Хорниг. Ай да мужик І Сердит, словно породистый вол... Да что уж тут говорить: знаю я, какая здесь нужда. Чего-чего только я не видал своими глазами в здеш-них деревнях! Вчетвером и впятером люди лежат гольге на мешке с соломой. Вот и вся их постель.

Коммивояжер (тоном мягкого вьіговора). Позвольте же, милейший. Ведь существуют очень различные мнения относительно тяжелого положення здешних гор-ных жителей. Если вы умеете читать...

Хорниг. Я полагаю, что читаю по хуже вашого, господин. Нет, уж извипите. Кому и зпать, как пе мпе? По-толчешься да потолкаешься в здешпих краях лет сорок с котомкой на горбу, так кое-что узпаешь в концо кон-цов. А что было с Фульнерами? Дети копались в наво-зе вместе с соседними гусями. И все умерли голые па ка-менном полу. С отчаяния они ели вонючий клей... Да, голод здесь унес не одну сотню людей.

Коммивояжер. Если вы умеете читать, так вы должны знать, что по инициативе правительства произво-дятся точные исследования и что...

Хорниг. Знаєм мы это, знаєм. Придет от правительства этакий господин — и все-то он зпает зарапєе, а сам еще ничего не видал своими глазами. Побродит нем-ножко у самого устья ручья, где у нас стоят лучшие дома, а дальше и не пойдет — жаль, видите ли, пачкать красивые блестящие сапоги. Вот он и думает, что во всей деревне так же хорошо, как и там, а потом сел в коляску да и уехал, только и всего. А после того этот самый пишет в Берлин: так, мол, и так, нет никакой нуж-ды! А будь у него хоть немножко терпения, и заберись он немножко выше в гору, вверх по течению ручья, и загляни он хоть через речку на окраину деревни, он бы не то увидел. Небось, он не видел лачужек — тех самых, что чернеют на горах, словно какие-то старые гнезда, а они вон какие — прокоптелые и развалившиеся. Кажется, од-ной спички довольно, чтобы их поджечь. Вот если бы он на эти лачужки посмотрел, так, небось, должен бы был написать в Берлин совсем другое. Пусть бы они ко мне пожаловали, эти чиповные господа от правительства, кото-рые не хотят верить, что у нас действительпо пужда. Я бы им кое-что рассказал. Уж я бы открыл им глаза, уж пока-зал бы им все наши голодные трущобы.