Но вот же дурень, почти все деньги оставил на постое!.. Пришлось исподтишка добавить в кошель золота и самоцветов, в виде монет и украшений.
Взялись играть. От себя — я кости мечу, от них — богиня Тигут, в миру сударыня Тиги. Девицам везло, а я начал горячиться, подпрыгивать, иногда и в подсчетах ошибался… Туда, сюда — все что было в кошеле — профукал, вплоть до медной и серебряной мелочи по карманам! На что дальше играть? На оружие я отказался наотрез. Богини поочередно потрогали чувствами волю мою, посовещались быстрыми взглядами — ничего не поделать с человечком, сие надо силою ломать, а от этого испарится и веселье, и удовольствие. Все должно быть добровольно. Пришлось мне поставить самого себя, на рабство и вечное владение. Раскинули кости в последний раз… И вдруг мне повезло! У Тиги восемнадцать на треугольниках — а у меня двадцать!
И еще раз! У Тиги двадцать на треугольниках — и у меня двадцать, но у меня на пятиугольниках красное, против ее желтого! И еще… У Тиги двадцать на треугольниках и черное на пятиугольниках, и у меня тоже, но у нее на квадрате серебро, а у меня железо!
Им бы задуматься — отчего это у всемогущих богинь зернь вдруг засвоевольничала, но я тоже исподволь вдохнул в одну и вторую некоторую умственную безмятежность…
— Что, крошки, на раздевание продолжим, коли ставить нечего?
— Нет!
— Нет!
Куда и любезность их пропала, и нежность в голосах… Какие резкие девчонки!
— Н-ну, тогда… Тиги, поставь-ка ты Ори на кон? Вот против этого смарагда?
— Как это?
— Ты с ума сошел, сме… ратник?
— Да не в рабство же, а это… ну… на один разик?
Смотрю, задумалась Тиги моя, на краткое мгновение, но все же… Однако, видимо, где-то я вожжи ослабил, или с наглостью пережал…
— Тиги, опомнись! Это же не человек, он на нас морок наслал!
Как отпрыгнут обе от меня — и наперекрест взглядами впились! Да уж не колдовскими, а во всю свою божественную мощь! От этого я не стал запираться, во всем необходимо соблюдать меру.
— Ой-й, это же Зиэль! — воскликнула Орига и покраснела, видимо представила себя проигранной в мою пользу.
— Ах, это ты, отец зла! — Тигут широко ощерилась и стала вдруг не многим красивее Уманы, отвратительной богини подземных вод. Орига следила за собой получше и осталась красавицей.
— Кто отец зла — я отец зла?
— Именно ты. Воплощение лжи, негодяй!
— Угу, а вы обе — принцессы добра! Кто мне глаза отводил фальшивой зернью? Кто пытался ввергнуть меня в пучину порока и поставить на кон непродаваемое и неразменное? В то время как я, надрываясь из последних сил, добывал для вас обеих свет, тепло и уют? И готов был биться против опасных зверей, беззаветно защищая…
— Хватит, Зиэль, прекрати. — Тигут поморщилась, вероятно, от отвращения, вызванного необходимостью произнести мое имя вслух. — Скажи лучше, что ты здесь делаешь?
— А вы что здесь делаете? — в свою очередь поинтересовался я. — Мне-то скрывать нечего, я человек прямой и простодушный, пришел вот, на Морево полюбоваться. Что-то подсказывает мне, что оно и сюда нагрянет.
Богини опять переглянулись.
— Морево? Хм… Вполне возможно, что на сей раз ты не врешь, ибо мы тоже ощущаем странное здесь… И не только здесь…
— Не вру, бескорыстно обманывать кого-либо не в моих привычках. Грядет, и очень скоро. Послушайте, сударыни, у меня к вам есть предложение…
— Какое предложение?
— Не желаем знать твоих предложений! Ори, не слушай его! Он опутывает!..
— Я устою!..
— Он врет!..
Загалдели мои богинюшки, словно простолюдинки на шиханском базаре… Но я громче могу.
— Тихо! — От гласа моего с близлежащих сосен посыпалась живая хвоя, вперемежку с корой и белками. — Суть предложения: оставайтесь здесь, со мною, или неподалеку от меня — и встретим напасть вместе. Если мы его переборем, пресловутое Морево, получим немалые выгоды…
— При чем тут выгоды!
— Какие еще выгоды?
— А такие. Во-первых, развлечемся, а во-вторых — будет нам всем бесконечная благодарность от спасенных смертных.
— Нам нет никакого дела до участи смертных и благодарности от них. Ори, не слушай его, не поддавайся! Вспомни: Матушка запретила нам иметь с ним дело и даже… Бежим!
Ф-фых! — и исчезли мои собеседницы, богини Тигут и Орига.
А я остался.
Глава 6
Любовь, любоваться, любо… Любой ратник знает множество солдатских песен. Почти все они веселые, бодрые, громкие, ибо предназначены вдохновлять воинов на стойкость и удаль, на чувство локтя, чтобы с их помощью коротать время на марше, чтобы шагать в ногу, соблюдать строй. Среди песен, однако, попадаются и грустные, так сказать, бивачные, либо поминальные. Поют в походах и о любви, но реже и довольно грубо. А в простой, мирной жизни, ровно наоборот: веселых песен не так уж и много, зато нежную любовь и горькую разлуку воспевают и стар, и млад.